Сигизмунд покинул ванную. Пажи до красноты растерли тело, одели. Кармазинный кафтан плотно облег тело. После купания забывались годы. По покоям шел легко, бросая быстрый взгляд на стенные росписи. Что ни картина, то битва. Комнаты золотом и серебром отделаны. Столы белого мрамора, стулья красной парчой обтянуты, сундуки и ларцы инкрустированы, отделаны дорогими каменьями-самоцветами.

У портрета сына чуть задержался. Владислав в пору мужества. На нем боевой шлем, поверх брони наброшен красный плащ, рука лежит на сабле.

Сын похож на отца и напоминает Сигизмунду его молодость. Молодость, молодость… В те годы играла бурная кровь и сердце откликалось на первый взгляд любой красавицы, а на шумные драки смотрел как на забаву.

Состоявший при самозванном московском царе в советниках пан Меховецкий уведомил канцлера Льва, к Лжедмитрию ведет четыре тысячи шляхтичей Роман Ружинский. Прокутившийся князь разбоем промышлял. Со своими головорезами-гайдуками имения вельможных панов грабил. Паны суда над паном Романом требовали. Вздорный и скандальный человек пан Ружинский…

А из Литвы племянник канцлера Льва староста усвятский Ян-Петр Сапега двинул свою хоругвь в Московию. Готовятся в подмогу Дмитрию князь Адам Вишневецкий и гетман Лисовский. Знатное войско собирается в Стародубе. Как оружием загремят, так чернь и взбунтуется. Холопы, одно слово — холопы, что в Московии, что в Речи Посполитой, — смутьяны.

Когда восставали холопы, полыхали панские имения и проливалась кровь шляхты. На окраинных землях Речи Посполитой холопы смотрят на мужиков Московии…

Сигизмунд покрутил стрелки усов.

Волчий оскал у холопа, того и гляди, горло перережет. Проклятие…

У ясновельможного воеводы познанского холопы стражу побили, а самого перед воротами замка на кол посадили. А уж как удал был пан воевода!..

За королем тенью двигался паж. Через плечо Сигизмунд бросил:

— Коня!

Надев шитый золотой нитью кунтуш и легкую шапку с пером, король вышел на крыльцо. Вдохнул чистый хмельной воздух. Проворный шляхтич придержал стремя. Конь взял в рысь. Сотня верных телохранителей тронулась вслед.

На хорах гремела музыка. В ярко освещенной тысячами свечей зале танцевали юные паненки и кавалеры, не отставали от них усатые паны и пышные пани. Король в синем камзоле, сухой, тонконогий, водил молодую красавицу Ядвигу, жену князя Адама Вишневецкого.

— Ах, пани Ядвига, если ангелы сходят с небес, то вы из них.

Томная княгиня улыбнулась кокетливо:

— Вы шутите, ваше величество.

— Как перед богом, прелестная пани.

Сигизмунд расточает любезности, а цепкие глаза все видят в зале. Вон разговаривают старый Радзивилл и Вишневецкий. Почему они уединились, о чем беседуют? Князь Адам брюхат и лыс. У такого безобразного князя такая очаровательная жена!

Прижавшись к колонне, застыл нунций Рангони с лицом отрешенным, потупил взор. Хитрый лис. Сигизмунду известно, нунций — шпион папы при короле. Обо всем, что случается в Речи Посполитой, Рангони доносит в Рим.

Музыка смолкла. Пани Ядвига присела в реверансе. Король галантно склонился.

— Премного благодарен, прелестная пани. — Сигизмунд подвел Ядвигу к Вишневецкому. — Благодарю вас, пани Ядвига. Пан Адам, у вас очаровательная жена. Я вижу, вы с князем Радзивиллом не скучаете.

— У нас, ваше величество, речь о несчастном сандомирском воеводе, — сказал Вишневецкий.

— Но, князь Адам, не такой уж несчастный воевода Юрий Мнишек. Он успел побывать тестем царя Московии. И кто ведает, чем обернется его судьба в скором будущем.

— Одному богу известно, ваше величество, — прошамкал Радзивилл, — да королю нашему…

От Вишневецкого и Радзивилла Сигизмунд направился к Рангони. При виде короля тот встрепенулся, отвесил поклон.

— Какие мысли скрывает святой отец?

— Творю молитву Всевышнему, ваше величество.

— Разве, ваше преподобие, вас не волнует мирская жизнь? — насмешливо заметил король.

— Нет, ваше величество, мой обет — служить Всевышнему.

— И папе, — усмехнулся Сигизмунд.

— Папа — наместник Бога на земле, — строго сказал Рангони. — Намерен ли король слать посольство к московскому царю?

Сигизмунд нахмурился.

— В своих поступках король Речи Посполитой никому не дает отчета.

— Простите, ваше величество, — лицо нунция покрылось красными пятнами, — прошу не толковать мой вопрос превратно. Рим интересует, когда обретут свободу царица Марина и другие верные католики.