Он кивнул.

— Разумно. Теперь все в порядке, Мэдж?

Она помедлила с ответом, чувствуя такую близость к нему, какой не было с того дня, когда они разделили постель. К своему удивлению, она обнаружила, что может улыбаться.

— Да, — неуверенно согласилась она. — Думаю, что так. Спасибо тебе, Майкл.

— Всегда пожалуйста.

— Ох, простите! — выпалила Джесс, появившись на пороге с аптечкой в руках. — Простите, Майкл, я нечаянно, я нечаянно…

Мэдж укоризненно вздохнула. Майкл ухмыльнулся, отобрал у нее полотенце и встал на ноги.

— Видишь? — сказал он. — Я правда в порядке, Джесс. Ты меня не убила.

Она в отчаянии заломила руки.

— Но я видела такие раны… — прошептала она.

Майкл сделал вид, что не понял. Мэдж улыбнулась своей маленькой дочери, у которой было такое большое сердце. Как много ей еще предстоит постичь!

— Я же тебе сказала, солнышко. Это шрамы от ран, полученных в Корее.

Джесс только охнула и побледнела. Майкл улыбнулся ей так легко, словно они беседовали о каникулах.

— Теперь ты понимаешь, какая твоя мама замечательная медсестра, — сказал он, и Мэдж с изумлением увидела на лице дочери улыбку.

Этой ночью она пришла к нему. Когда Персик ушел, ребята заснули, а филин умолк, Мэдж прокралась в темноте в его комнату в пустой гостинице.

Майкл молча распахнул объятия, и она упала в них. В пустые ночные часы они, отгоняя страхи и призраки, творили радость, которую жизнь отмеряет очень малыми дозами.

Мэдж хотела попросить его побыть с ней утром. Не столько потому, что боялась, сколько потому, что влюбилась. Но она не попросила. Она ни о чем не просила ни в эту ночь, ни в следующую. Ни когда они ели вместе, будто одна семья, ни когда она сидела с бокалом вина в руке, пока дети праздновали вместе со своей страной очередную удачу в войне за океаном.

Чувствуя себя идущей по тонкому льду, она делала каждый шаг с величайшей осторожностью. Надеясь, что каждое совместное с Майклом воспоминание облегчит возможность открыть старые двери, чтобы можно было справиться с тем, что выйдет оттуда. Мэдж убеждала себя, что можно сделать это, и в то же время не рассказывала Майклу всей правды.

Она чувствовала себя лучше. Сильнее. Увереннее. У нее был некто, деливший с ней радости и горести, чувствующий ее как никто другой.

— Не понимаю, чего вы от меня хотите? — раздраженно бросил Майкл хмурому Персику, который угрожающе пристально смотрел на него.

— Оставьте ее в покое. Она выглядит чертовски скверно.

Майкл с досадой потер подбородок.

— Вы не совсем понимаете… Мэдж избавляется от прежних страхов, — попробовал объяснить он.

Персик только фыркнул и шмякнул об стол ком теста.

— Она пьет!

Майкл знал это. Под глазами у нее были круги. Она похудела. И Майкл приобрел привычку пересчитывать винные бутылки под буфетом. Но он надеялся, что все еще переменится к лучшему.

— Я знаю, что она пьет, черт побери! Если бы меня здесь не было, она все равно бы пила, Персик. И, может быть, еще больше.

— Прошлой ночью я слышал, как она кричала.

Майкл вздохнул. Прошлой ночью он сжимал ее в объятиях, когда она, забывшись, закричала вдруг от внезапно нахлынувшего кошмара. Она дергалась, ругалась и протягивала руки, взывая о помощи. Умоляя кого-нибудь помочь человеку по имени Джимми.

Разбудив ее перед рассветом, Майкл попытался узнать о том, кто такой Джимми. Мэдж посмотрела на него как на сумасшедшего и сказала, что не знает человека с таким именем.

— Хорошо, Персик, — согласился он. — Скажите мне, что надо делать. И я это сделаю.

Но Персик только хмурился и сердито месил тесто огромными ручищами. Майкл грустно улыбнулся.

— Понятно. Хотелось бы мне, чтобы это было что-то такое, с чем можно справиться своими руками… Так было бы легче. А сейчас… сейчас я чувствую себя как слепой, ступающий босыми ногами по битому стеклу.

— Но порезы достаются ей.

Майкл кивнул, расстроенный.

— Да, порезы достаются ей…

— Дыши, — посоветовала Мэдж сыну, замершему среди кухни в позе цапли, готовой взлететь.

Тот вспыхнул.

— Я дышу! Но срок уже подходит, а ты мне так и не ответила!

Мэдж не могла оторвать глаз от телевизора. На экране бушевала пестрая толпа людей, их лица были искажены первобытной ненавистью. Они поймали летчика. Мэдж лихорадило при виде того, как они волокли тело по улицам, где люди орали и глумились над ним. Она не могла смотреть. И не могла отвернуться…