Шрифт:
– Искать – что? – тут же обернулся я.
Макс не ответил. Он ускорил бег. Минут пять мы молча бежали, и я смотрел себе под ноги, потому что трещин в кромке стало много больше, а сама кромка сузилась до ширины в метр. Стало темно – это мы вбежали в тень глыбы.
– Стой!
Я затормозил, вонзив шипы в ледяную поверхность. Дальше пути нет. Синевато-серая, цвета льда глыба-шланг огромным округлым боком нависала над нами. Нет, и правда похоже на шланг. Или на чудовищную змею. Или на...
– Червь, – сказал Макс.
Обогнав меня, он похлопал ладонью по глыбе, а она отозвалась неожиданно мягко-гулким звуком. Как промерзшая насквозь подушка.
– Ледяной червь, – спокойно объяснял Макс, снимая с плеч свой мешок, объяснял, пока я стоял с открытым ртом. – Под снегом живет, как вот земляные черви – в земле. В сезон таяния они уходят на север – в большинстве своем. Те, кто не успел, выпрыгивают на поверхность, бесятся, ревут, мечутся из стороны в сторону, крушат все, до чего могут дотянуться... Я как-то видел – страшное зрелище. Представляешь, такая орясина – в длину до двух километров... Для них повышение температуры на пять-шесть градусов все равно что для тебя – купание в напалме. Они просто варились заживо.
– Ничего себе... – сумел выговорить я, – а как он... оно... Вот это – живое?
– Уже нет. – Макс развязывал мешок. – Те, кто не успел уйти на север, погибают.
Я попытался представить себе необъятную площадь синей воды, кипящей от мечущихся в ней громадных созданий, разлетающиеся во все стороны куски льда... И не смог. Ни хрена себе ушица... И как можно было это видеть? Откуда? У меня даже толком уточнить картину не получилось:
– Но как же вот он?.. Вот сюда?.. И как же ты?..
Оружейник вытащил из мешка крюк – теперь это была не та несуразная загогулина, что я видел в его квартире. Теперь это была добротная стальная конструкция. Макс привязал к крюку один конец веревки, на другой наступил ногой:
– Пригнись! – и со свистом стал вращать крюк над головой. Сильный замах – и крюк взлетел вверх, потащив за собою веревку. Упал на спину червя, глубоко вонзился в сине-серую шкуру.
Макс подергал за веревку, повис на ней, поджав ноги. Шкура там, наверху, сморщилась глубокими складками – будто на ней обозначилась жутковатая ухмылка. Веревка заскрипела, но выдержала вес тела оружейника. Глубоко и прочно вонзившийся крюк чуть дрогнул.
– Возьмешь мешок! – крикнул он мне и, поплевав на руки, полез вверх на спину червя, держась за веревку, перебирая ногами, как альпинист. Шипы его подошв оставляли на шкуре глубокие царапины.
Я взвалил на спину мешок – тяжело, черт побери, – а Макс уже стоял наверху, на спине гигантской твари. И махал мне рукой:
– Валяй за мной!
Вскарабкавшись на червя, я наконец закончил формулировать вопрос:
– Откуда же ты наблюдал за бешенством вареных червей? С вертолета?
– Зачем? С вершины приграничных скал. Со стороны Поля Руин. До сих пор у меня эта дивная сценка перед глазами стоит: мы спускаемся со скальной гряды обратно в пустыню, и вдруг под нами взрываются камни. И из образовавшейся дыры с грохотом выползает ободранная морда этого зверя. Они ведь, Никита, последним усилием выбрасываются на скалы. Вроде как киты приходят умирать на берег. А гряда здесь тонковата. Представь себе тушу километровой длины, тараном врезающуюся в толщу скал...
– Неужели... пробивают насквозь?
– Как правило... – Оружейник повернулся по ходу направления движения и махнул рукой. – Глянь-ка...
И я увидел отсюда, с высоты горба чудовища – дальше, метрах в двухстах, – длинное тело еще одного червя, в агонии пронзившее приграничные скалы и навсегда застывшее; еще дальше – еще одно... И еще дальше...
– Ну, ты даешь... юный натуралист, – выдохнул я. – Точно никто, кроме тебя, не догадался бы войти этим путем в Поле Руин. Засад по дороге нам опасаться нечего. Ничего себе у тебя голова варит! Как ты это придумал?
– Само собой на ум пришло, – сказал Макс. – То есть... В общем, я ведь при аварии чуть башкой вперед через лобовуху не вылетел.
– По аналогии, значит. Здорово. Только вот... – Я примерно представлял характер наших дальнейших действий, но при одной мысли меня затошнило. – Что нам теперь делать?
– А то ты не понимаешь, – ухмыльнулся Макс, доставая из мешка за моей спиной мощный тесак, – особого комфорта не гарантирую, но безопасность продвижения – стопроцентная. Посторонись-ка...
Он схватил тесак обеими руками, размахнулся так, будто собирался рубить дрова, и, хекнув, засадил тяжелое лезвие в спину червя. Шкура лопнула, расползлась, обнажив скользкую пленку. Макс ударил еще раз – высоко взлетела толстая струя грязно-желтого жира.
– Ну, чего стоишь столбом? – разогнулся он, стирая с лица ошметки жира. – Бери тесак и помогай.
Я с усилием сглотнул.
– Руби смелее! С костями только поосторожнее – лезвие затупишь. Да не кривись так! Ничего трудного – тут пока один жир идет, и я не думаю, что мясо у этой гадины жесткое. Если учесть, что в воде у него... хвост, значит, мы у него это... в заднице ковыряемся. А у любой животины самое мягкое место – это именно мягкое место. Жопа то бишь. Хотя фиг его знает, я в анатомии червей мало что смыслю. Тем более – ледяных.