Илья пошел за ним.

– Ты куда? – недовольно обернулся Кирилл. – Лучше посиди здесь с четверть часика, чтоб никто не догадался, что мы виделись. Целее будем! Если меня или тебя пасут, надо держаться все время в толпе. Московский поезд на втором пути, народу там всегда полно, и я прорвусь. А ты будь здесь.

– Еще чего! Не хочу, – сказал Илья. – Если б вы были нужны, те двое вас здесь нашли бы в два счета. Я же нашел! Наверное, они искали Анжелику.

– Тогда отстань от меня да сам ее поищи – в женском туалете, как ты разумно говорил. И спасай ее от преследователей, герой! Подвиги в твоем вкусе. А вот за мной не ходи. Меня больше нет, я для тебя не существую.

Но Илья упорно шел за Кириллом и говорил вполголоса:

– Это верно, вас нет. Потому что вы просто трус, значит, ноль. Вы и Шекспира переврали, потому что он умер и не набьет вам морду. И танцуете вы плохо, хуже Снегирева, и в мюзикл вас не примут. У вас ботинок каши просит!

Кирилл чуть замедлил шаг и удивленно бросил через плечо:

– Нет, ты подумай, каков сучонок! Я его пожалел, предупредил, наставил на ум – а он плетется сзади и подъелдыкивает. Пропадай же, дурак! Прислуживай криминальным блондинкам и сохни по глупой бездарной шлюшке, которую только ленивый не имел!

Кровавые пузыри гнева вскипели перед глазами Ильи. Он рванулся вперед. Однако Попов с легкостью, которую, наверное, все-таки оценят в мюзикле, взлетел по мраморным ступенькам. Он юркнул за дверь и покинул туалет. Косыми перебежками, взмахивая для равновесия и разгона своей бутафорской сумкой, помчался он сквозь толпу к выходу на перрон.

Илья кинулся вдогонку. Но бежать было трудно: как из-под земли выскакивали перед ним какие-то медлительные и непонятливые пассажиры. Они загораживали собой дорогу, толкались и били друг друга и Илью по коленкам чемоданами и пакетами с чем-то очень твердым – должно быть, копченой колбасой на дорожку.

Когда Илья наконец добрался до нужной платформы, легконогий Кирилл Попов стал недосягаем. Он уже поднимался в вагон по тесным железным ступенькам.

Илья попытался юркнуть вслед за обидчиком. Однако проводница в кокетливой розовой пилотке, приделанной к гладкой черноволосой голове двумя десятками заколок-невидимок, встала на пути. Билет у Ильи она потребовала так грубо, будто насквозь видела его карман, где никаких билетов не водилось.

Илья стал прохаживаться вдоль вагона. Он заглядывал в окна и искал за розовыми занавесками нужное глазастое лицо. И лицо это нашлось! Вагон оказался не СВ, а обычный купейный, где привередливый Кирилл, конечно, занял нижнее место. Он засел в самом уголке, в тени – хотел, наверное, спрятаться от преследователей из серой «Волги».

Илья подпрыгнул, постучал в окошко. Кирилл заметно вздрогнул в своем углу. Увидев Илью, он брезгливо поморщился. Тогда Илья состроил ему рога, скосил глаза к носу и высунул язык. Такая гримаса как выражение недружелюбия годилась лишь для третьеклассника, но ничего другого Илья предпринять не мог. Кирилл в ответ только махнул рукой и беззвучно рассмеялся, показав свои мелкие девичьи зубы.

Все кончено! Не зря именно так выразился сам Кирилл. Вагонное стекло, испещренное пыльным крапом какого-то забытого дождя, разделило их навсегда. Навсегда была упущена и возможность великолепного американского боя в туалете. Илье пришлось это признать. Он все-таки еще немного попрыгал под окном вагона, строя рожи. Наконец он завершил церемонию прощания и побежал прочь, на ходу допивая остатки апельсиновой – бутылка до сих пор торчала из кармана. Илья даже иногда сжимал ее горлышко, как рукоятку нордического меча. Теперь все кончено!

Бутылка отправилась в переполненную урну, но пролетела мимо.

На парковке возле вокзала Илья остановился. Он посмотрел, нет ли поблизости серой «Волги» с помятым крылом и убийцами внутри. Ничего похожего не обнаружилось. Илья еще раз состроил рожу в сторону вокзала: московский поезд пока не отбыл, и сидит в нем, забившись в угол, Кирилл Попов. Гениальному режиссеру предстоит еще минут пятнадцать трястись от страха! Илья счел себя отомщенным, а Тара…

Он подумал о Таре и замер посреди мостовой. Его снова стали толкать плечами и чемоданами, а он только вертелся и отскакивал от ударов. Идти сейчас к Таре? Он сделал все, что мог, но то ли, что требовалось? Привести Попова связанным по рукам и ногам? Этого он не обещал. Зато можно теперь сообщить новость: режиссер убыл в Москву под крылышко великой Барахтиной.

Ринется ли Тара за Поповым? Вряд ли. Во всяком случае, не сегодня. И любви втроем, кажется, все-таки не будет.

Гадость, которую Кирилл на прощание сказал о Таре, не только обидела, но странным образом еще и обрадовала Илью. Если прекрасная Тара доступна всем и просто так, то уж за подвиг-то!.. Неотвязная шеренга Конотоповых, облизываясь, отступила во тьму. Бронзово-смуглая Тара из тьмы протянула к грозному Альфилу обе горячих руки. И конфетные губы она подставила, и полузакрытые голубые глаза, очень светлые на загорелом лице – поэтому они кажутся нахальными… Несчастная Тара не ждет удара, но меч отведет удар…

Илья шел к Таре, а ноги почему-то привели его домой. Всегда было наоборот!

Илья хотел вернуться, но раздумал. Вдруг Тара снова будет плакать и снова ногой так придержит дверь, что войти будет невозможно? А к завтрашнему дню можно придумать слова, на которые нельзя ответить: «Бочков, ты дурак!»

Илья тихонько вошел в свою квартиру. Из гостиной, как обычно, лился сумрачно-цветной свет телевизора. Два пресных сериальных голоса обсуждали, кто из них забеременел.

Илья просунул голову в гостиную: