— Это мое дело! — резко ответил Бобриков и повернулся к дороге, откуда донесся сигнал пожарной машины, а вскоре и сама она — красная оснащенная цистерна — влетела на поляну.

— Эва разбежались! — хмыкнул директор.

Из кабины выскочил молодой парень в форме младшего лейтенанта пожарной части. Другие вмиг катнули рукав.

— Стоп! А ну назад! — крикнул директор на командира. — Кто звал?

— Получен сигнал…

— Стоп, говорят тебе! — Бобриков наступил на рукав. — Опоздал, а теперь разбежался! Вот позвоню Медведеву!

Младший лейтенант опешил.

— Чего смотришь? А ну беги поджигай второй дом, видишь — худо горит!

Младший лейтенант растерянно посмотрел на дымившийся изнутри дом, на «Волгу» директора.

— Чего выглазился? Поджигай!

— Нас этому не училн…

— Научишься! Коршунов! Дай спички пожарнику!

Молодой пожарник пришел в себя.

— Если у вас это по плану, надо было предупредить…

— Помалкивай! Лучше прикрой ка вон те скирды соломы!

За березняком высились потемневшие скирды соломы — бесценный в эту затянувшуюся весну прикорм коровьему стаду.

Пожарники отъехали к скирдам. Бобриков крикнул вслед командиру:

— Не вздумай заразой поливать! Окати водой для страховки да посматривай за искрой! Работнички, понимаешь…

Машина со старухой Сойкиной и ее соседями уехала в центр совхоза, там пустовало несколько квартир. Первый дом уже рухнул, опустил столб огня, но жар от обуглившихся бревен отжимал мальчишек к кустам. Они кидали в груду углей снегом, вслушиваясь в короткое шипение, похожее на отдаленный выстрел, — в этом и была их игра.

— Коршунов! Плесни бензину на тот дом! — приказал Бобриков и буркнул Дмитриеву, не оборачиваясь: — Садись. Поедем, секретарь!

Дмитриев сделал было шаг за директором, но посмотрел на инженера, стоявшего у кабины грузовой, и пошел к нему. Он сделал вид, что не слышал приглашения директора сесть в его новую «Волгу».

— Он тебе этого не простит, — заметил инженер.

— А я об этом не думаю, — ответил Дмитриев. Он снова вжался в кабину, прихлопнул дверцу. — Я думаю сейчас о тебе, дорогой Григорий Петров.

— Будто бы?

— Да. О тебе. Ты тоже вздумал уходить из совхоза? Или слухи неверны?

— Все верно.

— А правильно?

— Когда все отравлено, не думаешь, правильно поступаешь или нет. Главное — сбросить эту тяжесть. Пойду попрошусь в «Большие Поляны», там хоть слово человеческое услышишь, и это для меня лично дорого стоит.

Дмитриев понимал его, но, понимая, никак не мог отделаться от чувства досады на Петрова за то, что этот энергичный, неглупый, даже — судя по профилю, четко очерченному на стекле кабины, — волевой человек может так сникнуть.

— У меня к тебе, Григорий, одна просьба…

— Да?..

— Продержись два-три месяца, проведем посевную, а там…

— А что — там?

— Что-нибудь изменится. Возможно, раньше даже.

— Свежо предание… Если рассчитываешь на свои силы, Николай, то ничего не получится: не в том весе выступаешь. В «Светлановском» все сколочено прочно, все слежалось плотно. Не сдвинуть с места. Не поднять. Давай уйдем вместе в «Большие Поляны» — я сам, тебя райком направит, вот бы…

— А там что же, Орлов формирует батальон дезертиров?

— Ну, ты уж… — Петров насупился и умолк, не найдя слов возразить или просто остерегаясь шофера.

— Нет, Григорий, я не сгущаю краски. Сейчас молчаливый уход каждого специалиста я расцениваю только так. Мне, признаться, братья Маркушевы больше по душе с их даже глупым протестом, чем позиция твоя или ушедшего из совхоза зоотехника.

— Маркушевых напрасно защищаешь. Братец старший, что из тюрьмы пришел, кокнет сгоряча директора — счеты сведет или в порядке развлечения, а ты окажешься в борозде…

— Нет у них счетов. Бабьи сплетни, да и об этом ли речь, когда бегут из совхоза люди, как из чумного города.

— Из передового совхоза! — желчно вставил Петров.

— Да. Из передового, — с горечью согласился Дмитриев и по привычке добавил: — Пока передового.

— Черт его знает, что за жизнь! — Петров выхватил сигарету, наломал с полдюжины спичек, пока прикурил. — Учился, думал, что главное — знать свое дело, а тут выходит главное — чиновничать, выколачивать, обещать, хитрить… Тьфу! А Бобриковы живут в этой стихии, преуспевают, процветают. Вон, взгляни, как ворота снова выкрасил! — указал Петров на ворота, показавшиеся за перекрестком, к которому они подъехали и где пережидали несколько «Жигулей», мышино стрельнувших в гору.