Шрифт:
– Ну и где твой коллектор?
– Центральный стояк, - Матвеев ударил сапогом по трубе, и достал из бокового кармана ветровки до боли мне знакомую двухсерийную гранату.
– РГД-5. Если повезет, скоро мы будем в коллекторе, епископ.
– А вторая где?
– У Дмитрия Кондратьевича. Мы с Чеченской войны все поровну делим.
Матвеев передал мне ножку стула с догоравшей паклей и сноп запасной обмотки. Настал черед его спасательных шаровар. Из-под широких клапанов явились молоток и стамеска с металлической рукоятью. Матвеев, присевши у основания стояка, начал долбить стамеской вплотную к трубе углубление. Куски цемента, выбитые Матвеевым, откладывались рядом. Дело было кончено в три минуты. Дальше Матвеев снял предохраняющее кольцо, поместил РГД-5 в углубление, прижал взрыватель внутри ямы подходящим куском цемента. Далее заложил кусками цемента все углубление, так, что над полом остался торчать лишь металлический штырь с притесненным к нему взрывателем.
– Растяжка, - сказал Матвеев, извлекая дополнительно из-под клапана моток стальной проволоки. Проволока в его сильных выученных пальцах закрутилась вокруг взрывателя, протянулась в кишку подвала, и мы покинули бойлерную.
– Будьте готовы, - подмигнул мне спасатель при слабом освещении.
– Не будем, - ответил я.
– Мы с тобой не бефстроганов. Нас никто не приготовит, Матвеев, и не съест на ужин. А съест, подавится. Когда подавится, тогда мы с вами в Абакан поедем, товарищ Матвеев.
– Почему бы и нет?
Матвеев дернул растяжку. Грохнул взрыв. Кишка подвала дрогнула. Из бойлерной вылетела туча пыли с обломками цемента. Пока оседала пыль, Матвеев делился со мной воспоминаниями о том, как рвались гранаты и фугасы на осажденных улицах Грозного. Матвеев рассказал, как они с Полозовым ушли добровольцами на эту «гражданскую» войну. Как назвать еще войну, в которой из местного населения участвует больше гражданских, чем военных? Полозов и Матвеев, запасные сержанты внутренних войск, записались в действующую армию на год по разным причинам. У Митиного сынишки, в котором родители души не чаяли, к 12-ти годам врачи обнаружили врожденный порок сердца. Денег на операцию у Полозовых не было. И Митя подписал типовой контракт. Суммы, положенной по контракту за освобождение Чечни от Ичкерии, хватило бы на операцию в Москве. Но московские хирурги рекомендовали оперировать сына в Германии. Порок сердца у мальчика был тяжелый. Благополучного исхода никто бы не гарантировал и в Германии, однако тамошние клиники имели более передовое оборудование, и более опытный персонал.
– Короче, я тоже записался. Я парень холостой. Думал, денег с двух контрактов на Германию хватит, - Матвеев закурил, взял у меня ножку стула с горящей паклей четвертой или пятой обмотки, встал и осветил потолок. Прямая кишка над нами уже прогнулась и набухла от влаги. Вода больше не струилась. Она сбегала ровным тонким слоем с обеих стен.
– Короче, надо валить, - подвел итоги осмотра Матвеев.
Мы устремились в бойлерную. Потолок при беглом смотре там тоже набух и протекал. Похрустев осколками сырого цемента, засыпавшего полы бойлерной, Матвеев присел у стояка. Я поспешил к нему. Результаты взрыва мы оценили по-разному. Я на «отлично», Матвеев на «хорошо». Я уже мог протиснуться сквозь отверстие в коллектор. Более крупный Матвеев еще не мог. Присевши у воронки, он обстучал молотком острые края цемента, и наши с ним оценки уравнялись.
– Когда обвалится потолок, вода и в коллектор хлынет, - выступил я в качестве эксперта по затоплениям.
– Посмотрим, - отозвался Матвеев.
– Спускайтесь, епископ. Я догоню.
Зачем-то я полез в отверстие руками вперед, и свалившись на дно коллектора, обжег обе ладони об острые осколки цемента. Ранения мои оказались, впрочем, легкими, а потеря крови совсем уже несущественной. Если вы пузырек йода с собою не носите, рекомендую подуть на обожженные участки. Это вам не принесет облегчения, но уверяю, именно так вы и поступите. По крайней мере, это отвлечет вас на какое-то время от фекального зловония, источаемого основной трубой, с которою ржавый стояк на месте моего падения соединялся чугунным коленом. Основная труба канализации уходила в темноту. Основная вонь от нее оставалась. Я понял, что вонь застаревших фекалий и протухшей мочи намерена сопровождать нас до конца путешествия. Матвеев спустился ко мне вперед ногами. Вероятно, у нас был различный жизненный опыт. Вероятно, Матвеев лучше помнил, что покойников головою вперед не принято выносить.
– Почесали, - сказам Матвеев, набив карманы большими клочьями пакли, за которой он и возвращался в прямую подвальную кишку. Бетонный коридор был достаточно просторным для чесания между отвратительной трубой и бетонной плоскостью, вдоль которой тянулись еще кабели разного диаметра. Вероятно, телекоммуникационный и электрический. Первым почесал Матвеев, освещая коллектор самодельным факелом. Как у меня тройка по химии, а нынче и с минусом, я не знаю, выделяют иль нет пищеварительные продукты в процессе разложения какой-либо из горючих газов, но факел впереди меня горел ярче и быстрей, чем прежде. Прочесав какое-то расстояние, мы услышали позади грохот обвала.
– Если известь и кирпич забили отверстие достаточно плотно, - взяв передышку, выступил в качестве эксперта по затоплению Матвеев, - конечно, в коллектор вода будет просачиваться, но вряд ли мы захлебнемся в ней.
– Вы очень мудрый человек, товарищ Матвеев, - похвалил я от всей души моего спасателя.
– Мудрая, умная, сообразительная, хитрая и расчетливая личность.
– Разве это не одно и то же, епископ?
– Нет. Послушайте, я открою вам тайну. Я не епископ. Я не епископ, не кардинал, не игумен, не капеллан, не монах, не иерей, и даже не певчий церковного хора.
– Разве это не одно и то же?
– Да. Я мирянин и самонадеянный осел. Вы ослов спасаете?
– Редко, - сознался Матвеев.
– В Чечне одного генерала спас. После спасения он салажат загнал в ущелье четверть батальона, где их перебили как мух.
– Возможно, мой случай, - сознался я.
Честность за честность. Когда люди в такой смрадной обстановке начинают сознаваться, их трудно удержать.
– Мне Дмитрий так и сказал.
– Полозов очень мудрая, умная, сообразительная, хитрая и расчетливая личность.