Брио Валентина
Шрифт:
Уже после Второй мировой войны Шнеур вернется к воспоминаниям о своем виленском периоде, о работе в газете «ha-Zman», о людях, воссоздаст атмосферу города того времени и приоткроет тайны творчества. «Как глубока Вильна, как таинственна
Еврейская улица! Каждый человек, обладающий острым взглядом и имеющий душу, черпает из этого источника, а источник все не иссякает» (3). При всех отсылках к архетипу города (Иерусалиму) у Залмана Шнеура описан не город вообще, а именно Вильно, запечатленный в определенный исторический момент и одновременно занимающий свое место во всей исторической цепи.
3. Вилнэ в поэзии на идиш
Есть произведения, посвященные Вильно, и в литературе на идиш того же времени, 1920-х — начала 1930-х годов; создавались они почти исключительно в самом этом городе или в Литве. Издавались литературные иллюстрированные альманахи на идиш, как, например, вышедший в 1925 г. «Еврейский Вилнэ в слове и образе» («Yidishe Vilne in wort un bild») [312] . Можно отметить в этой связи, что литературный альманах является виленским «жанром», еще с конца 1830—1840-х годов, с польских «новогодников» (noworocznik'ow). Это, как правило, сборники произведений местных литераторов (очень разных по уровню), в них обязательно присутствует региональная же тематика, что создает ощущение домашности, дружеской непосредственности.
312
Yidishe Vilne in vort un bild. Vilne, 1925.
Пользуясь случаем, сердечно благодарю за консультации по идиш Иосефа Гури и Илью Богина.
Одно из характерных для альманаха произведений о городе — поэма Элияху Гольдшмидта (1882–1941?), известного деятеля культуры того времени, «К Вилнэ» («Zu Vilne», написана в 1921 г.). Это взволнованный монолог, главным лейтмотивом которого становится первая строка: «Как дорог мне и как любим ты, Вилнэ!» [313] Поэма состоит из двух примерно равных частей. Первая является как бы предысторией:
Еще в моем маленьком штетле В раннем детстве, Прежде чем я тебя узнал, Я был в тебя влюблен, Как юный фантазер испанский, В сказочную принцессу. Едва умея читать, Я видел твое прекрасное имя В святых книгах, И моя душа Тянулась к тебе, Как потерявшееся дитя к матери… (5)313
Goldshmidt Е. Vilne // Yidishe Vilne in vort un bild. P. 4.
Дальше рассказ, довольно типичный, о нужде, труде и горестях, даже аресте, выпадавших на долю молодых местечковых евреев в большом городе (6), о том, что переменились все планы и любимый город ставит новые цели (7). Хотя обо всех проблемах говорится несколько многословно, они не конкретизированы, а представлены в общем виде: собственно, все это могло происходить и в других городах. Главным итогом здесь становятся слова «я принимал все с любовью» (7) и неутраченные надежды.
В поэме Гольдшмидта просматривается модель, которую в большей или меньшей степени можно проследить в это время у разных авторов. Во второй части поэмы воссозданы, кажется, все основные мотивы образа города, характерные и для других поэтов, его современников, писавших на идиш. Из первой части такими непременными чертами «Иерусалима галута», как он назван в поэме, являются ученость, праведность, богобоязненность.
Вильно для Гольдшмидта «древний город Гедимина» (11) и столица литовских князей. Как и другие авторы, он перечисляет отличительные черты города:
Со всеми твоими кривыми улицами, улочками и площадями, …Словно средневековый лабиринт. (11) Дома Построены без плана, без порядка, Довольно случайно и без украшения, Безо всякой симметрии! — и все же так гармонично! (11)В этой гуще и запутанности спускающихся к Вилии домов взгляд фиксирует нижнюю границу городского пейзажа: город у реки. Появляется простор и перспектива, которая уводит довольно далеко:
Вилия — Тихая, скромная, чистая. Как когда-то ее далекий брат Шиллоах. (12)Затем взгляд поднимается ввысь и выхватывает главную вертикаль:
Царственная Замковая гора Одна господствует над всем ландшафтом. (12)И далее все описывается как видимое с этой высокой точки: у подножия горы сады (они перечислены), а на другой стороне Вилии «старый памятник нашего бытия» (12) — еврейское кладбище. Упомянуты похороненный здесь гер-цедек Потоцкий, Виленский Гаон, который «нес в себе целый мир» (13). Дальше — рощи и леса, скрупулезно перечислены пригороды и окрестности: Иерусалим и Вифлеем, Бельмонт, Литовская Швейцария, Закрет, Бурбишки и Зверинец (14). Однако автор сосредоточивается на послевоенном городе:
Тихая печаль царит на твоих улицах, Боль спустилась в переулки, И сердце сжимается от слез. (14)Поэма построена на смене визуальных планов: верх / низ (в соответствии с этим и смена красивых пейзажей, и перечисление бедствий). Автор вновь представляет город с высокой горы, охватывая его целиком:
Горы, долины, на них И среди них ты построен, Как и тот древний восточный град, Что дал тебе свое имя. (15)