Старший дал мне пинка, придавая направление движения, и я потащился в центр огромного периметра — видимо там было что-то вроде рабских казарм, или бараков заключённых — я так до конца не разобрался, кто есть ху.

Казарма оказалась длинным помещением, с сотнями, а может тысячами нар, сколоченных из грубо обработанных досок, на который лежали тюфяки, вероятно набитые соломой. Одеял, похоже, не полагалось — да и какие одеяла в такую жару — температура приближалась к тридцати градусам, понятно, почему тут все бегают голышом. Возле входа вытянулись столбами с десяток обитателей казармы — то ли дежурных, то ли постоянных, этаких завхозов, и старший что-то приказал им, после чего двое сорвались с места и побежали вглубь помещения. Мне же, опять же, жестами, было приказано раздеться догола, что я и сделал, под заинтересованными взглядами рабов. Всё, что я снял, тут же было реквизировано старшим воином. Так-то мне было наплевать — если забыть о том, что он забрал и очки, а без этих стёклышек я был практически беспомощен — не видел вдаль, дальше десяти метров — вернее видел, но без деталей — туманные фигуры и всё.

Убежавшие вдаль рабы прибежали, держа в руках какие-то тряпки, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся набедренной повязкой, такой как у них, только ещё более затрёпанной. Впрочем — её, скорее всего, хоть плохонько, но стирали — по крайней мере она не воняла, и то ладно.

Я стал прилаживать к себе эту повязку, но долго не мог понять — как же она крепится и как её наматывать, потом сообразил — это просто два болтающихся спереди и сзади куска ткани, никак не скрепляющихся между собой, и соединённых верёвочкой, завязываемой на поясе. Почему-то я думал, что эти куски ещё и снизу, между ног крепятся или завязываются, чтобы любой ветерок не мог обнажить то, что нравилось Катьке...иногда. Однако, нет — просто тряпочки на бёдрах, и всё.

Старший хмыкнул, глядя на мои потуги одеться и вышел из казармы. Я остался один, если не считать десятка туземцев, дружелюбно и не очень взирающих на меня. Один из них, видимо казарменный старшина, махнул мне рукой — следуй за мной — и пошёл вдоль барака.

Скоро я узнал, что моё место, не так чтобы уж у параши, но и не очень далеко от неё...в общем, фигурально, мне сразу указали, что моё место в этом мире очень, очень низко, ниже первой ступени в социальной лестнице.

Моя лежанка была на третьем ярусе, где было довольно жарко и душно — казармы вентилировались воздухом из дверных проёмов, и горячий спертый воздух поднимался вверх. Само собой, скорее всего все верхние места занимали самые слабые и униженные в социальном отношении типы, к коим сразу причислили такого увальня, как я.

Я горько усмехнулся — придётся пробиваться с самых низов, раз сюда попал. И первое, с чего надо будет начинать — язык. Без языка нет информации, а без информации — гибель. Что-что, а это я понимал, как никто другой — всё-таки компьютерщик, как-никак. Жаль только, что не спецназовец, и не боксёр, и не...да мало ли ещё кто «НЕ» — надо использовать то, что даровала мне природа, а именно — силу. Я совсем не был слабаком, хотя и испытывал отвращение к физкультуре, крепкий костяк достался мне от прадеда-кузнеца, в юности всё уговаривали идти в борьбу, классическую или вольную, но я отказывался.

Лёжа на своей убогой лежанке на третьем этаже, под самой крышей, я размышлял обо всём, что со мной произошло, и пока не находил в своих действиях ошибки — всё было сделано правильно — я жив, здоров, ну а дальше посмотрим.

Кое-что мне казалось странным: я очень легко залез на своё место на полке, а эта демонстрация с бревном, которое я поднял — как-то я очень легко его поднял, даже для моей недюжинной силы. Мозг напряжённо поработал, и выдал результат — сила тяжести на этой планете была минимум на сорок процентов меньше, чем на Земле! Поэтому я двигался тут быстрее, и был сильнее аборигенов. Кстати — я не видел у них ни одного толстого человека — возможно или генотип у них был такой, или условия жизни, но что есть, то есть — толстых не было. То-то они с отвращением взирали на мои телеса — с их точки зрения я был совершеннейший урод...с моей точки зрения — тоже. Никогда не считал себя красавцем...

Итак: я, по меркам туземцев, силён как медведь, и очень выгодное приобретение. Есть ли шанс у меня выбраться из этих казарм, стать свободным, подняться наверх по социальной лестнице этого общества? Да кто знает...может они как-то выкупаются, или же временно отрабатывают, да мало ли какие существуют у них законы — узнаю язык, сам всё точно выясню.

Незаметно я уснул, и когда услышал сквозь сон звонкие удары — как будто кто-то бил в тамтам, или что-то подобное, то решил, что слышу передачу из телевизора. Затем я опомнился — какой телевизор? Жёсткие нары, колючий, видимо, наполненный соломой тюфяк, духота под потолком — я в чёртовом чужом мире!

Меня кто-то дёрнул за ногу — спускайся, мол! Я спрыгнул вниз, едва не подвернув ногу — чёртова неуклюжесть! — и увидел, что в казарму втягиваются толпы узников — разного возраста, разной комплекции, с зубами и без зубов, со шрамами и без, чёрные и русые, седые и рыжие — кого только не было...не было только такого придурка, как я — это было сразу видно по тому, как воззрились на меня большинство из вошедших. Впрочем — это мне показалось, что большинство, основной массе пришедших с работы плевать было, что в бараке добавился какой-то толстый белый коротышка, но части народа хотелось зрелищ и развлечений, и они их получили.

Обступив меня, мужчины щипали, трогали, дёргали за остатки волос, хватали за нос, пока я не разозлился и не крикнул:

— Пошли отсюда, уроды!

Это ещё больше развеселило окружающих и они начали веселиться более откровенно — один задрал мне повязку сзади и погладил зад с ужимками, откровенно изображая свои гнусные намерения. Этого я не выдержал, схватил ублюдка и оттолкнул его от себя. Он пролетел метра два по воздуху и ударился головой о столб, поддерживающий крышу барака, там и остался лежать, как куча тряпья.