Раджниш Бхагван Шри
Шрифт:
Смотрите: чем благополучнее и богаче общество, тем больше людей сходят с ума. Чем беднее общество, чем больше оно страдает от нищеты и голода, тем меньше людей теряют рассудок. Безумие требует, прежде всего, наличия ума. Но голодному человеку нечем подпитывать свой ум. Он недоедает и не в состоянии сойти с ума. Поскольку уму, чтобы выжить, требуется больше энергии, чем обычно. Сумасшествие — болезнь богатых. Бедные не могут его себе позволить.
Итак, если заставить человека голодать и давать ему слабительное, его организм очистится и голод вынудит его думать только о теле. Он забудет про ум, основной заботой будет тело. Ему больше не будет никакого дела до ума и его игр.
Сумасшествие — игра ума.
Итак, иногда я видел, как люди в этом храме исцелялись, но из-за всего одного процента случаев успешного исцеления пошла молва об эффективности лечения, и туда стали приводить сотни душевнобольных. Храм процветал. Я бывал там много раз, но всего однажды видел излеченного больного; другие возвращались домой избитые и изголодавшиеся — еще более больные и ослабевшие. Многие не вынесли такого «лечения» и умерли.
Однако в Индии смерть в результате лечения, проводимого священником в храме, — не преступление, более того, это счастье — умереть в священном месте. Вы переродитесь на более высоком уровне сознания. Так что это не преступление, и повсюду в мире священники лечили людей подобным образом на протяжении многих веков.
Сейчас мы знаем, что душевнобольных нельзя лечить таким образом. Их сажали в тюрьмы, в камеры-одиночки. Это происходит до сих пор во всем мире, потому что мы не знаем, что с ними делать. Чтобы скрыть свое невежество, мы сажаем душевнобольных в тюрьмы и забываем о них; по крайней мере мы можем продолжать игнорировать факт их существования.
В моем родном городе дядя моих приятелей сошел с ума. Они были богатыми людьми. Я часто бывал у них, но только спустя несколько лет я узнал, что дядю заковали в цепи и держат в подвале.
Я спросил:
— Почему?
— Потому что он сумасшедший. Было только два варианта: мы сковываем его цепями и держим в доме… Разумеется, мы не могли держать его наверху — это причиняло бы беспокойство нашим гостям. И было бы ужасно, если бы дети и жена видели своего отца и мужа в таком состоянии. Второй вариант — отправить его в тюрьму, но в этом случае пострадала бы репутация нашей семьи. Поэтому мы решили запереть его в подвале. Пищу ему приносит слуга, и больше его никто не видит никто к нему не ходит.
— Я хотел бы увидеть вашего дядю.
— Но я не могу пойти с тобой, — ответил приятель. — Он опасен, он сумасшедший! Хоть и в цепях, но он может что-нибудь сделать.
— Самое страшное, что он может сделать, — это убить меня. Стой у меня за спиной — если он набросится на меня, ты сможешь убежать. Но я все равно хочу пойти к нему.
Я настоял на своем, и мой приятель взял ключ у слуги, который относил дяде пищу. За тридцать лет я был первым человеком из внешнего мира, за исключением слуги, увидевшим его. Возможно, когда-то он и был сумасшедшим — я не знаю, — но, когда я его увидел, он был здоров. Однако никто не желал его слушать, потому что все душевнобольные говорят, что они не больны. Поэтому, когда он говорил слуге: «Пойди и скажи моей семье, что я не сумасшедший», — тот только смеялся. В конце концов, слуга все же передал эти слова семье, но никто не обратил на них никакого внимания.
Придя к дяде, я сел возле него и заговорил. Он оказался таким же здравомыслящим, как и все остальные, — даже, наверное, немного более здравомыслящим, потому что он сказал мне:
— Тридцать лет заточения — потрясающий опыт. На самом деле я думаю, что мне повезло, что я изолирован от вашего безумного мира. Они думают, что я безумен, — пускай, в этом нет вреда, — но на самом деле я счастлив, что я здесь, а не в вашем безумном мире. А вы как думаете?
— Вы абсолютно правы, — ответил я. — Мир снаружи стал еще безумнее, чем тогда, тридцать лет тому назад, когда вы покинули его. За тридцать лет во всем произошел большой прогресс — в том числе и в безумии. Вам следует перестать говорить, что вы не сумасшедший, иначе вас могут выпустить! У вас прекрасная жизнь. Здесь достаточно места, чтобы ходить…
— Это единственное физическое упражнение, которое я могу здесь выполнять. Я начал учить его випассане:
— Вы находитесь в идеальных условиях, чтобы достигнуть просветления: вас никто и ничто не тревожит, не беспокоит и не отвлекает. Это блаженство.
Последний раз, когда я видел его перед смертью, по его лицу и по глазам я заметил, что он стал другим человеком, — с ним произошла тотальная трансформация.
Чтобы выйти из состояния безумия, душевнобольным нужна медитация. Преступники нуждаются в психологической помощи и духовной поддержке. Они действительно тяжело больны, вы наказываете больных людей. Но это не их вина. Если человек совершает убийство, это значит, что он долгое время носил в себе склонность к убийству. Убийство не происходит ни с того ни с сего.
Если совершается убийство, необходимо внимательно посмотреть на общество, возможно, это общество должно понести наказание. Почему в этом обществе происходят такие преступления? Что оно сделало с человеком, что ему пришлось стать убийцей? Почему он стал разрушителем? Ведь природа наделяет всех энергией, направленной на созидание. Она становится разрушительной только в том случае, когда блокируется, когда ей не позволяют течь естественным образом. Когда энергия идет естественным путем, общество начинает чинить ей препятствия, причинять ущерб, направлять в другое русло. Вскоре человек приходит в замешательство. Он ничего не может понять. Он не понимает, что он делает и зачем он это делает. Изначальные причины позабыты, вся жизнь превратилась в головоломку.
Смертная казнь никому не нужна, ее никто не заслуживает. Более того, не только смертная казнь, но и другие меры наказания недопустимы, поскольку наказание не исправляет человека. С каждым днем количество преступников увеличивается, строится все больше и больше тюрем. Это странно. Так не должно быть. Должно быть все наоборот: благодаря многочисленным судам, мерам наказания и тюрьмам преступность должна сокращаться, преступников должно становиться меньше. Со временем количество тюрем и судов должно уменьшаться. Но этого не происходит.
Потому что неверен сам ход вашего рассуждения. Невозможно ничему научить при помощи наказания. Веками законоведы, юристы и политики твердили: «Если мы не будем наказывать людей, тогда как же мы их научим? Тогда все начнут совершать преступления. Мы должны постоянно наказывать преступников, чтобы все боялись». Они думают, что страх — единственный способ научить людей быть законопослушными, но страх ничему не может научить! Все, что может сделать наказание, это приучить к страху, в результате чего исчезает изначальный шок. Люди знают, что им грозит: «Все, что вы можете со мной сделать, это избить меня. Если один человек может это вынести, то и я смогу. Кроме того, из сотни воров вам удается поймать только двух-трех. И что я за мужчина, если не готов пойти на такой риск — девяносто восемь процентов успеха против двух процентов неудачи?»
Никто не может ничему научиться при помощи наказания. Даже тот, кого вы наказываете, не усваивает то, чему вы хотите его обучить. Хотя кое-чему он все же научается — он научается быть толстокожим.
Как только человек попадает в тюрьму, она становится его домом, потому что в ней он находит себе подобных. Он находит подходящее для себя общество. Во внешнем мире он был чужим — в тюрьме он у себя дома. Здесь все говорят на одном языке, и есть специалисты. Он может быть дилетантом, новичком; возможно, это его первый срок.
Я слышал один анекдот о человеке, который попадает в тюрьму и в темной камере видит лежащего старика. Старик спрашивает его:
— Ты сюда на сколько? — На десять лет, — отвечает новоприбывший.
— Тогда устраивайся у двери, — говорит ему старик. — Всего на десять лет! Ты, похоже, новичок. Я здесь на пятьдесят лет, так что твое место — у двери. Тебе — скоро выходить.
Находясь десять лет среди специалистов, вы, естественно, обучаетесь всем их приемам, стратегиям и методам. Вы перенимаете их опыт. Тюрьмы — это университеты, где обучают правонарушению за счет государства. Там вы найдете профессоров правонарушения, деканов факультета правонарушения, ректоров и проректоров — специалистов во всех преступлениях, которые вы только можете себе представить. Новичок, конечно же начинает учиться.