Минуту женщина думала и тяжки те думы были. Вот голову подняла и молвила:

— Роду света и правды быть и по закону предков жить.

— Вот и ладно, — приняла договор Рарог и кинула наземь искры. Только те травы пожухлой и мха коснулись превратились в груду позолоченных чешуек. — Змеевики — знаки вечного договора меж народом дивьим ярым и людским арьим русым.

— Русым?

— Он первый со мной договор подписал. За одно мы с ним.

— Значит, на них уже змеевики вздеты? Оттого и Мокошь его род поделила?

— А что она еще могла? Время придет и победит род света тьму.

— И вечно сражаться будет? — поняла Ма-Гея. — Чую, нет у нас выбора, как через время и пространство помогать. Втянула ты арьев в вечную схватку.

— То битва долгая, но правая. Вам по плечу. А боле нет того, кто б за Правду и Мир вступился.

Женщина кивнула:

— Тяжка судьбина уготована, да праведна. Будь по-твоему. Не мы договор с вами заключали, не нам рвать его. Но как с другими быть?

— Род лесной меж мной и Мокашью зажат. Коль ты с нами, супротив арьев не пойдет, однако чтобы Мокашь не ярить и открыто помогать не станет.

— С чего так решила? — спросил появившийся у Синь камня Дедко — лесовик. Водрузил на валун лапища травные, потер мхом пальцев шершавую поверхность камня.

— Мы договор не рушим. Раз слово дадено, нерушимо и бысть. От рода людского чернодел не зрили, и он от нас кроме лада ничего не зрил, почто нас к Моране переметчице причисляешь? Ай, Рарог хитра дщерь Ярина, мыслишь едина ты в лихе за родовиков своих и старые договоры стоишь? А боле некому?

— Ты Дедко не юли. Знаю, чего явился. Кады и Нагайны твоих теснят. От них Веред великий и рассеянье и нам и вам. Еже ли не они — не явился бы ты. Наинам твоим что Стужа что Мокашь едино, а болотным да подколодным слякоть и вовсе в радость. Чего переживать?

— А вот и неправда твоя! Мокашь да — ровно. Однако чернь от Мораны ползущая ой худа. Ссорит она нас всех, делит умишком навьим. Вся им подвластна. К чему то приведет? Тут навьи крутят, они супротив нас. То ли с мест родных уходить, то ли воевать надобно — один ход. А к чему войны меж своими да равными? Ты без нас никак, мы без тебя, арьи без нас, мы без них. Все связаны. А раскидать — будто сиротами сделаемся, оглохнем да ослепнем. Вона как день ночью стал так и меж нами станется. Худо то да более скверно, что приведет ссора к беде еще большей, чем сейчас есть. Навьим то в радость. А нам на беду. Пока едины — все сладится, а раздели нас — по одиночке и сгинем. Того навьи через Морану добиваются.

— Когда Ма-Ра черной стать успела? — удивилась Ма-Гея.

— От горя умом потемнела, а позже и сердцем окаменела. Тут и наги подсуетились, прибрали ее к рукам своим, споможили, силой черной наделили, свет ума и сердца затмили.

— А что нагайны здесь делают? Они не тревожили этот мир.

— До тех пор пока не потревожили их мир, — заметила Рарог. — Их некому сдержать. Мы потеряли связь со своими в другом мире и должны восстановить его, только тогда наги вновь станут стражами, а не палачами как сейчас. Теперь понимаешь, что выбора нет и нужно уходить?

— Рарог хитра, но права, — заметил Дедко. — Каждый из наших родов сейчас стоит перед выбором и каждый должен сделать все возможное, чтобы сохранить равновесие миров, договор, заключенный меж нашими народами. Иначе всем худо будет.

— Ты поможешь? — спросила его Рарог. Лесовик запыхтел, старательно разглядывая края валуна, и молвил:

— Тайно. Иначе не можно. Плохо меж двух становится. От Мокашь нам худо, от тебя худо. Примкни к кому — еще хуже. А война меж вами и того больше — лихо. Мы это будем… как его? Нейтралитету держаться. Вота.

Ма-Гея запечалилась: беда. Людям и саламандрам смерть грозит, ундинам Мокаши раздолье, лесным как придется, земляным тоже. Сильфиды же всегда сами по себе были.

— Считай двое нас, — подытожила Рарог.

— Мы аще, — засопел Лесовик. — Где могём.

— Скажи: кто сможет. Болотные твои и за ухом не почешут, ясно.

— Почешут, еже ли скажу. Токмо они и Мокше снаветничают.

— А если нагайны пойдут?

— Тут уж выбора не будет. Все поднимутся.

— Ждать будем или упредим? — усмехнулась огненная красавица.

— Нет, — отрезала Ма-Гея. — Мы договорились с тобой Рарог. Завтра вече соберем и отправим к вратам посыльных.

Развернулась и пошла к дочери, что ни жива, ни мертва на пригорке сидела. Нависла над глупой:

— Того ли ты хотела? — прошептала в отчаянье. Дуса взгляд поднять на родительницу побоялась, но ответила:

— Права Рарог, матушка, некому кроме меня идти. И медлить не к чему. Случись нагам явиться — тебе их остановить — мне нет. И на договор их вынудить — не мой умок нужен. Так пусть я хоть малостью роду послужу — врата проверю, восстановлю с Волохом, еже ли повреждены.