Заходим в кабинет. Он тоже невелик, видно, в конструкторском бюро на счету не то что каждый квадратный метр, каждый квадратный сантиметр. На стене черная доска, рядом на полочке лежат мелки, совсем как в институтской аудитории. На доске какие-то полустертые наброски и формулы, сразу видно, она тут повешена не для мебели. У доски средней величины стол для заседаний, большой сюда не втиснешь. На стенах — красочные плакаты. Они меня очаровали: невиданные подводные лодки с какими-то трубами; из труб вылетают ракеты с маленькими сильно скошенными назад крылышками. Непривычные — сначала и не поймешь, в чем дело.

Увлекшись плакатами, я проглядел хозяина. Только услышав откуда-то сбоку: «Здравствуйте, как доехали?» — повернулся на голос.

Из-за небольшого полированного стола, освещенного настольной лампой с зеленым абажуром, вставал улыбающийся еще не старый человек с гладко зачесанными назад редкими волосами.

— Познакомьтесь, главный конструктор Владимир Николаевич Челомей, — представил Лев Иванович, он себя в этом кабинете чувствовал как дома.

— Хрущев… Сергей, — запинаясь от смущения, выдавил я.

Мы пожали друг другу руки. Знакомство состоялось. Владимир Николаевич начал расспрашивать меня об институте, поинтересовался темой моего диплома, курсами лекций, увлечениями. Я подробно отвечал, постепенно натянутая настороженность ослабевала. Я чувствовал себя все свободнее. Незаметно разговор свернул к гироскопам. Тут инициативу перехватил Лев Иванович. Все, что он рассказывал, я знал и слушал Ткачева вполуха. Меня интересовали плакаты. Осторожно, краем глаза, чтобы не нарушить приличия, я косился на диковинные рисунки, пытался разобрать сделанные черной тушью надписи.

Хозяин кабинета заметил мое любопытство и достал из стола прозрачный плексигласовый цилиндр на невысокой подставке. Сквозь прозрачные стенки проглядывала та же, что и на плакатах, ракета, только с плотно прижатыми к туловищу крылышками.

Владимир Николаевич жестом заправского фокусника поставил загадочный цилиндр на стол и приступил к рассказу. Начал он с немецких самолетов-снарядов ФАУ-1, с того, как они в конце войны наводили ужас на лондонцев. Далее хозяин подчеркнул преимущество крылатых ракет, тогда их называли «самолеты-снаряды», перед баллистическими. За счет подъемной силы крыла они способны при значительно меньшем весе везти на себе более тяжелый груз. Челомей сделал паузу, и я, воспользовавшись ею, не вытерпел и продемонстрировал свою эрудицию: англичане очень быстро приспособились сбивать ФАУ-1, а баллистическая ракета неуязвима. Владимир Николаевич не стал меня опровергать, наоборот, добавил, что у них есть и еще один очень крупный недостаток — крылья доставляют массу хлопот при транспортировке, размещении на носителях, особенно на подводных лодках. Поэтому крылатые ракеты возят, хранят без крыльев, прикрепляют последние перед самым стартом. Так поступают американцы со своими «Матадорами», состоящими на вооружении сухопутных войск, и «Регулусами», предназначенными для запуска с подводных лодок.

— Американцы смогли втиснуть на лодку лишь два «Регулуса», а для запуска приходится еще повозиться на палубе. А если шторм? Я уж не говорю, что в момент подготовки ракет к старту подводные лодки оказываются абсолютно беззащитными. Наши «Кометы» обладают теми же недостатками, — Владимир Николаевич сделал паузу, рассчитанную на осознание слушателями драматизма сложившейся ситуации. Далее он рассказал, как его мучило столь явное несовершенство конструкции, чисто физически он ощущал ее угловатость, нескладность. Решение пришло неожиданно. Владимир Николаевич поехал в командировку, кажется, в Ленинград. Поселили его в гостинице на последнем этаже, под самой крышей. По воле архитектора над обычным окном помещался еще круглый иллюминатор, как на корабле. Тут ему вдруг привиделась ракета, как птица из дупла, выпархивающая через эту круглую дырку и раскрывающая уже на свободе крылья для полета. Произошло это озарение где-то в 1954 году.

Дальше оставалось придумать конструкцию. Челомей взял в руки прозрачный макет, нажал небольшую кнопку, и у цилиндра спереди и сзади открылись крышки. Он потянул ракетку вперед, она заскользила по направляющим. Из трубы показался нос, потом подрезанные у самого основания крылья, плотно прилегающие к корпусу. Как только задняя кромка высвободилась из плена, они с легким хлопком распахнулись, приглашая к полету.

— Вот и все, — подытожил Челомей. — Правда, никто не верил, что такой трюк возможен. Специалисты, эксперты считали, что ракета не полетит, перевернется. Даже Туполев, к которому я обратился за советом, назвал мою идею цирком.

Поддержали изобретателя моряки, в случае удачи предложение Владимира Николаевича сулило им немалые выгоды. Они добились у начальства разрешения на эксперимент. Здесь, в этом заброшенном, почти бесхозном корпусе создали конструкторское бюро и опытное производство. Практически из ничего, на пустом месте.

— В прошлом году провели первый опытный пуск в Фаустово под Москвой. Полет длился всего несколько секунд, требовалось убедиться самим и доказать сомневающимся, что так называемый цирковой эффект не блеф, а плод точного инженерного расчета. Ракета вылетела из трубы, раскрыла крылья и, чуть покачнувшись, спланировала к опушке леса. Так она научилась летать, — продолжил свое повествование Владимир Николаевич.

Первым его поздравил приехавший посмотреть на диковину Андрей Николаевич Туполев. Он, казалось, искренне радовался, что его пессимистические пророчества не оправдались.

— Теперь мы на коне, — подвел итог Челомей. — Планы обширные, предстоит вооружать и подводные лодки, и надводные корабли.

Владимир Николаевич широким жестом как бы провел по плакатам. По его словам, на лодках можно размешать столько ракет, сколько требуется, ведь труба-контейнер легко вписывается в конструкцию. Она и хранилище, и пусковая установка. При желании ее можно перезаряжать, загонять в нее ракету, как обычный снаряд в пушку. Еще одно преимущество: в трубе ракету не мочит дождь, не посыпает снег, она надежно укрыта. От флота поступило несколько заказов на ракеты, стреляющие из надводного положения и из-под воды, поражающие цели на берегу и корабли в океане. Под новое оружие уже переделываются старые дизельные лодки, строятся новые атомные гиганты.