Неизвестно
Шрифт:
— А-а-а!—раздался его крик.
Бабий обернулся и увидел, что Чепезубов раскачивается на предохранительном тросике.
— Бабий!— кричал Ленчик.— Сходи за лестницей, сними меня! Скорее!
— Ты попробуй подтянуться,— советовал ему Бабий.
— Сил не хватит. Давай лестницу скорее!
— Где я тебе достану лестницу? Вот морока.
«Как же помочь ему?—размышлял Бабий.— Пожалуй, я вытяну его на площадку».
— Эй, Чепезубов! Не ори. Я протяну тебе свой трос, ты обмотай его вокруг руки и я тебя вытяну. Понял?
Бабий отстегнул пояс с предохранительным тросом, уперся ногой в доску и спустил трос.
— Ты подтягивайся на своем тросе,— кричал ему Георгий Николаевич.— А я тебя поддержу. Давай, давай! Смелее! Ну вот...
Ленчик уже дотянулся рукой до лесов. Еще усилие... Он взялся за доску, потянул на себя... Бабий, видя, что Ленчик на лесах, выпустил пояс с тросом. Оба услышали, как доска заскрипела и поползла...
Ленчик видел, как Бабий отдернул ногу с доски, поскользнулся и упал с монтажной площадки, размахивая руками... Большое и грузное тело промелькнуло мимо Чепезубова. Ленчик посмотрел вниз. Бабий лежал на земле.
— Бабий!— крикнул он.— Георгий Николаич!
Тот не отвечал и не шевелился.
Ленчику стало страшно и у него потекли слезы.
Ленчик Чепезубов и Колька Вылков пришли проститься с бригадой.
— Видите — телеграмма. Уезжаю,— проговорил Колька.
— А что такое?— спросил Гончиков.— Кураж7
— Мама заболела. Мамочка. Едем к ней в деревню. На природу. Я уже и расчет взял.
На его красном лице — сонные глаза, улыбка растягивала губы.
— А чего ж ты радуешься? Заболела мать, а он радуется.
— Но-но!— неопределенно обронил Колька, не то угрожая, не то оправдываясь.
— Они же совсем чумовые!—удивленно произнес Федька Сурай.
— Но-но!— Колька помахал ему пальцем.
— Мы не из таких,— сказал Ленчик.— Мы не из разнорабочих.
— На разных работах не желаешь? Кишка тонка?—спросил его Мих.
— Да ты, что? Я, каменщик, верхолаз, должен где-то дырки долбить да конопатить?
— Из-за тебя, дурака, Георгий Николаич чуть жизни не лишился.
— Ну уж нет. Это он по своей дурости полетел.
— Он же из-за тебя старался.
— Ну уж нет. Он по своей жадности за лишний кубик старался. А мне своя жизнь дороже. Попробуйте найти на мое место дурака.
— На твое? А Федьку поставим.— спокойно ответил Мих.
— Ха. Федьку! Толкай телегу в мешок. .
— Шел бы в маляры,— сказал Федька.
— В маляры! Вот у Кольки хавиру белил, ничего не получается. Одни поповские знаки получаются. Пришлось звать дядю Васю.
— Какие еще знаки?
— Да крестики... вот такие...
Ленчик и Колька рассмеялись и повернули прочь.
В парке тихо, только листья шуршали. Шуршали, когда Колька уходил в магазин купить закуски. Шуршали, когда Ленчик греб под себя листья, чтобы удобнее сидеть.
Тополя качали оголенными прутьями. Высокие и трусливые тополя. Испугались холодов. У забора топорщились кусты сирени сплошь в зеленых листьях. Колька удивленно переводил взгляд с тополей на сирень: «Вот тебе раз!»
— Ты чего?— спросил Ленчик.— Наливай.
«Сказать ему про тополя?»—подумал Колька.
— Да не тяни. Давай! Со мной ты не пропадешь, Колька.
— А куда мы теперь?
— Мир посмотрим. Купим билеты до какой-нибудь станции. Из города надо с билетами... А там уж не обязательно платить за проезд.
— Ну, а дальше?
— Устроимся где-нибудь. Свет на Трубине сошелся, что ли?
— А что тебе Трубин?
— Ну как, что! Воспитывает... и всякое такое. У него не заработаешь. Федька тоже уйдет. Прижал он его. Не дает жизни.
— Федька тянет все, что под руку ему попадет. Ворюга он.
— А ты о блатной жизни что-нибудь знаешь?
— Да так, мало.
— Люблю блатную жизнь, но воровать — ни-ни!
— Неужели? А мне говорили, что ты...
— Что говорили? Что я обокрал пахана в поезде? Это подсунули мне, спящему. Так надо было.
— Зачем?
— А чтобы привязать к себе. Чтобы не ушел от них.
Колька перестал наливать в стакан, настороженно смотрел на Ленчика.
— Ты не к ним ли собрался?
— А что? Или заскребло?
Глаза у Ленчика мутные. И в них уже не отражались оголенные прутья тополей, хотя ими полно небо над его головой и они заслоняли весь забор перед ним.