– Надеюсь, вы никого не убили, - проговорил Морис, взглянув на мешки с серебром, - сколько здесь?

– Пятьсот марок, - улыбнулась она, также как и епископ, не отрывая взгляда от мешков.

– Это невероятно, - заключил тот.

День постепенно близился к концу. Покинув вечно строящийся собор, Готель перешла на левый берег и, пройдя по набережной, зашла в лавку Клемана. Он был один. Она положила на скамейку сумку и поторопилась в объятья своего супруга.

– Всё хорошо?
– спросил он.

– Да-да, - заговорила Готель и уже не могла остановиться, - вы знаете, я была в Лионе, и он очень напомнил мне Париж, но только меньше и тише. А потом я гуляла в лесу, и это было так чудесно; мы непременно должны съездить туда отдохнуть; воздух там просто необыкновенный, и я уже, честно говоря, забыла все ароматы леса, живя здесь.

Клеман молча смотрел на это перерождение, пытаясь понять для себя его причины, а Готель, целиком утонув в своих мыслях, бросилась к своей сумке на скамейке и принялась суетливо развязывать на ней шнурок.

– Я оставила в этом лесу все свои силы, - продолжала она, - ну, где же они? Вот!

Она обернулась к Клеману с пригоршней орехов в руках:

– Вы помните?

– Конечно, помню, - подошел он и обнял супругу, чтобы успокоить её переволновавшееся сердце, - это был день, когда я сделал вам предложение.

Готель притихла, как мышонок, положив голову ему на плечо.

– Я боялась, что приеду, а вас нет или вы не хотите меня видеть, - тихо говорила она.

– Тогда, может, вы останетесь, - ответил он, - и мы придумаем что-нибудь с вашими орехами.

Услышав это, Готель быстро закивала головой, улыбаясь мужу и вытирая выступившие на глаза слезы, - да, я набрала их невесть как много, - засмеялась она.

Наутро Готель отправилась увидеть Констанцию.

– Как ваше здоровье, дорогая?

– Всё хорошо, - ответила та.

И графиня действительно выглядела вполне благополучно для своих четырех родов и тридцати восьми лет.

– Где Бодуэн, - спросила Готель, не увидев рядом с Констанцией её сына.

– Скорее всего, играет с Филиппом, - ответила графиня и добавила, - я слышала, Морис де Сюлли отзывается о вас не иначе, как о даре Божьем. Чем же вы заслужили такое уважение епископа?

– Я лишь сделала небольшое пожертвование, - махнула рукой та, - не стоит разговоров.

Графиня понимающе опустила глаза:

– Как скажете, матушка.

– Ну, полно, Констанс! Это не смешно, - нахмурила брови Готель.

– Да-да, - закивала подруга, - конечно, матушка.

Готель пыталась держаться серьезно, но через мгновение они уже смеялись в один голос.

– С тех пор, как у Людовика появился долгожданный наследник, во дворце больше ни до кого нет дела, кроме как до Филиппа, - проговорила Констанция уже в тишине, - у моего сына няня Филиппа, у моего сына кормилица Филиппа, крестный отец Филиппа, расписание Филиппа и игры по настроению Филиппа.

– Ну, я уверена, у них будут разные жены, - пошутила Готель.

– Touch'e [7] , - задумчиво произнесла графиня, - хотя после того, что было между нами…, - добавила она и вдруг сменила тему, - вы знали, что все короли Франции были коронованы в Реймском соборе; все, кроме моего отца?

– Нет, миледи, я этого не знала.

– Я думаю уехать из Парижа.

– Вы ведь не оставите меня, дорогая?
– посмотрела Готель на Констанцию и та, словно очнувшись от забвения, улыбнулась:

– Нет, дорогая. Конечно, нет. Просто я чувствую, словно задыхаюсь здесь.

– Я очень люблю вас, Констанция, - присела рядом Готель.

– Я знаю, знаю, - ответила та.

Они помнили, как встретились здесь на рассвете своей молодости, как проводили вместе ночи, и прошли через одну жизнь, общего любимого и мужа, стараясь при этом всегда держаться за руки.

– Готель, - окликнула подругу Констанция, когда та уже выходила.

– Да, миледи.

– Я пообещала девочкам пару ваших платьев, когда вы вернетесь.

– Конечно, - ответила Готель и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

Теперь Готель шила реже. Вернее шила она часто, но не так искусно как прежде, для королевского двора. Если бы у неё были силы и здоровье на то, то безусловно; её былое мастерство приносило ей не малый доход, только сейчас она больше шила простой одежды для магазина или, к примеру, ту, что бесплатно относила рабочим собора. Её подводило зрение, годами порченое иголкой, а потому лишь по просьбе она шила то, что желали близкие или очень важные персоны. Каковыми кстати являлись Маргарита и Адель - дочери второй жены Людовика - Констанции Кастильской, умершей при родах в возрасте двадцати лет; так что старшая её дочь - Маргарита потеряла мать, когда ей было два года, а младшая - Адель вообще никогда своей матери не видела. И теперь Констанция проводила с ними свое свободное время и занималась с мини, пока весь двор ублажал своего единственного наследника.