— Хорошо, Мэгги. Видите, я стараюсь все сделать для Калуорфов, а не только для Норин Уилкс. — Затем он сменил тон. — Итак, миссис Кульман, проводите меня.

Мысли Мэгги пришли в такой беспорядок, что гостиная Солта в сравнении с ним могла бы показаться заботливо прибранной. Если Солт и принимает ее за дурочку, то у него для этого есть все основания. Ведь она так по-дурацки вела себя. Обрушилась на него с упреками, а ведь он делает все, чтобы им помочь. Мэгги стало невыносимо стыдно.

Она все еще ругала себя, когда вновь появилась миссис Кульман. Без доктора Солта она снова превратилась в леди. Мэгги была всего лишь молодой женщиной, а миссис Кульман не питала уважения к молодым женщинам.

— Доктор обследует вашего отца, мисс Калуорф, — произнесла миссис Кульман с высоты своего положения, а оно было никак не ниже заснеженных вершин Кордильер. — Так что за дальнейшее я не несу никакой ответственности. И если этот ваш домашний лекарь сочтет, что мистер Калуорф может перенести перевозку и отсутствие регулярного ухода, мне ничего не остается, как умыть руки. Поскольку я очень занята, будьте любезны подождать его в холле.

— Конечно. До свидания, — сказала Мэгги и вышла в холл, где пахло домашним пирогом и эфиром.

Загудел лифт, и Мэгги заторопилась к нему, но тут ее окликнули с лестницы. Она обернулась и увидела доктора Солта. Он медленно спускался вниз, держа в руках свой саквояж и чемоданчик отца. Отец шел следом, опираясь на его плечо. Как он постарел. Глаза запали, лицо осунулось.

— О папа… — И через секунду Мэгги уже плакала, прижавшись к его груди.

Солт оставил их вдвоем. Он пошел вперед, чтобы уложить вещи в машину. Мэгги довела отца до двери, как водят глубоких стариков, помогла ему спуститься с лестницы и сесть в автомобиль.

— Мне нельзя много говорить, Мэг, так сказал доктор Солт.

— Я знаю, не беспокойся, папа.

— А он отличный парень. Это твой друг, Мэг?

Она чувствовала, что каждое слово стоит отцу огромных усилий.

— Да, конечно. И он обязательно вылечит тебя. Он настоящий кудесник.

Когда они вернулись домой к Солту, отец мирно спал на заднем сиденье «ситроена».

Десять минут спустя Мэгги укладывала книги Солта в аккуратные стопки, в то время как доктор укладывал в постель ее отца. А ведь должно было быть наоборот, как она считала. Ей следовало ухаживать за отцом, а Солту убирать свой хлам. Поэтому Мэгги больше, чем следовало в данной ситуации, сердилась на Солта. Наконец он явился.

— Ваш отец в постели, ему там удобно, можете к нему зайти, но не надолго. И вот почему. — Солт очень серьезно посмотрел на Мэгги.

— Слушаю вас, — отозвалась она ледяным тоном.

— Он не выйдет из стресса, пока не выговорится. Но откровенно рассказать обо всем вам или Алану он не в состоянии. Вас связывают слишком сильные взаимные чувства. Я же для него человек новый, поэтому ему легче быть со мной откровенным. Тем более мне практически известна вся эта история. Поэтому он хочет, чтобы вам и Алану все объяснил я. Даже с медицинской точки зрения это верная мысль, хотя она принадлежит не мне, а вашему отцу. Поговорите с ним, не задавая лишних вопросов, а потом дозвонитесь до брата, пусть он приедет сюда, и как можно быстрее. Хорошо?

— Да, конечно. Бедный папа… Наверное, он чувствует себя виноватым. — Мэгги опять стало стыдно за свои злые мысли. Солт так много делает для них, для всех Калуорфов, а она все время ищет, к чему бы придраться, дура набитая. — Я немножко поговорю с ним, потом позвоню Алану, все здесь приберу и… Может быть, заварить чай? — Она, распахнув глаза, смотрела в лицо Солта. И он ответил ей таким же открытым взглядом:

— Хорошо, Мэгги. Отец в маленькой комнате за моей спальней. Только не надо затевать там уборку, в этой комнатке чисто, как в операционной. А чаем можно заняться немедленно.

Он снова отправился к больному, а Мэгги, перепрыгивая через стопки книг, бросилась на кухню.

Она налила три чашки, поставила их на поднос и деловито двинулась вперед. В спальне доктора Солта стояла широченная кровать, так и молившая о женщине, которую она могла бы принять в свое лоно. Мэгги услышала эту мольбу собственными ушами и, чтобы избежать дальнейших откровений кровати, закричала:

— Чай, чай, а вот и чай!

Она переступила порог спальни и добавила:

— Очень хороший чай, как раз такой, как ты любишь, папа.

Отец заставил себя улыбнуться ей:

— Прекрасно, Мэгги. А себе ты налила?

— Конечно. Самая большая чашка — моя. Я успею ее допить, пока смогу дозвониться до Алана. Ты же знаешь, чего это стоит.

Она выглядела очень веселой. Но это было всего лишь представление, ведь ее любимый отец, хоть и выглядел сейчас лучше, чем в клинике, постарел за прошедшие четверо суток не меньше чем на пятнадцать лет.

И голос его звучал по-стариковски:

— Как мама, Мэгги?