Но ни молодость, ни привлекательность Аббаса, ни его нежный взгляд не подействуют на сердце Хавы Солтан, если он не будет подавать ей порцию мороженого или наливать в миску киселя больше, чем полагается. В противном случае любовь её тоже не поднимется выше метки.

Да и Аббас, пропади он пропадом, не из тех, кто дёшево продаёт своё чувство. Стоит только Хаве Солтан подойти к дверям его лавки и поднести к беззубому рту мороженое или кисель, как этот пройдоха с ловкостью, которой может позавидовать сам господин Тейэби, моментально умаслит бедную женщину и выудит у неё всё, что ему нужно. А уж когда она съест порцию мороженого или киселя, за которую, кстати, всегда расплачивается звонкой монетой, она так расчувствуется, что её беззубый рот раскрывает тайны семи государств.

Плешивый Аббас всегда узнает раньше всех, когда ожидается смена кабинета, кому будет выражено доверие, сколько министров будет иметь в новом кабинете каждая группировка и кого она выдвинет на пост премьер-министра. Он безошибочно определит, у кого из посетителей господина доктора Тейэби больше шансов стать министром. Впрочем, это и не мудрено. Сколько людей — толстых и тонких, чёрных и белых — встречал за последние несколько лет Аббас, сколько узнала о них его плешивая голова. Совсем недавно отставной почтовый чиновник господин Рад— жаб Имамверди рассказал ему забавную историю, происшедшую очень давно. Так как телеграф был построен во времена Насер-эд-Дин-шаха англичанами, а в то время с европейцами общались только армяне, правоверные же мусульмане считали англичан нечистыми, то и телеграфисты были из армян. Тогда телеграф находился в ведении министерства просвещения, начальником его был Мирза — Этезад-ос-Салтане, а Али Голи-хан, сын Реза Голи-хана Хедаятоллабаши, был у него в подчинении. Со временем начальником телеграфа стал Али Голи-хан, и так как он получал отовсюду и сам рассылал во все концы вести, ему присвоили титул «Мохбер-од-Доуле», то есть «вестник государства». Этот новоявленный начальник был настолько безграмотен, что не мог даже прочитать армянскую фамилию. Однажды ему вручили такую депешу: «Ходжа Асатур пусть едет в Тебриз на место Мирзы Хачатура, который должен вернуться в Тегеран на его должность». Сколько ни старался Мохбер-од-Доуле разобрать эти две армянские фамилии, так и не смог и вынужден был подписать под депешей такой перевод: «Этот пусть поедет, а тот пусть вернётся. Мохбер-од-Доуле».

С того дня, как Плешивый Аббас услышал от господина Раджаба Имамверди этот злой анекдот, всегда, когда в чайхане, на базаре или на перекрёстке заходит речь о каких-либо перемещениях, этот плут и мошенник многозначительно качает своей плешивой головой и говорит: «Этот пусть поедет, а тот пусть вернётся. Мохбер-од — Доуле».

В эту пятницу воздух в Тегеране был особенно свеж. Три дня назад, когда отмечали последний день Ноуруза, впервые за много дней прошёл небольшой дождик, и с тех пор каждый вечер он снова освежает душный воздух. Аббас проснулся ещё до восхода солнца и пошёл к арыку, чтобы совершить омовение перед молитвой. На траве, словно алмазики, сверкала роса.

Аббас жил в доме, примыкающем стеной к дому Шейха Мохебали Талегани, самого счастливого домовладельца в переулке, так как у него в саду полным цветом распустились несколько вишнёвых, персиковых и яблоневых деревьев. Аббас присел у арыка и, прежде чем коснуться руками воды, несколько раз жадно вдохнул свежий опьянящий воздух раннего утра.

Затем Аббас прочитал молитву, свернул коврик, надел на ноги свои старые гиве [49] , служившие ему много лет, и вернулся домой, чтобы прожить ещё один день.

Весной торговля Аббаса была особенно оживлённой. Зима ещё не совсем кончилась, а лето не начиналось, и Аббас мог торговать и мороженым, и рисовым киселём. Те, что не сбросили с себя зимней одежды, приходили поесть киселя, а встречавшие лето требовали мороженого.

Мороженое Аббаса славилось по всему Сарчашме. Каждый день Аббас надевал свою старую красную феску, от долголетней службы почти потерявшую первоначальный цвет, садился на скамеечку возле пузатой деревянной бочки и, как заводная кукла, поворачивал свою плешивую голову то в одну, то в другую сторону. На его плече висела старая выцветшая тряпка. Широкие тёмно-синие шаровары купались в пыли. Тихо напевая, он крепко обхватывал своими сильными ногами бочку и, взяв толстыми, короткими, волосатыми пальцами лопаточку, начинал старательно перемешивать молоко и сахар. Время от времени Аббас вынимал лопаточку; масса становилась всё гуще и гуще.

Проходившие мимо школьники с завистью посматривали на белую лопаточку, облепленную мороженым, и утешали себя надеждой когда-нибудь хоть на один кран [50] вкусить этой живительной массы.

Постукивание лопатки о металлические стенки и дно сосуда и грохот перекатывающихся в деревянной бочке кусков льда стали привычными для жителей квартала. Они слышали этот однообразный звук изо дня в день, и даже дети не обращали на него внимания. Вот уже пять лёг стучала лопаточка и перекатывался лёд, вызывая в душе Хавы Солтан самые светлые чувства.

Если господин Ахмад Бехин, воспитанник и подопечный доктора Тейэби, известного столпа иранского конституционализма, и был судьёй, то только по тем признакам, что в конце каждого месяца он получал жалованье по шестому разряду, несколько раз в году на казённый счёт ездил к жене в Йезд якобы по делам службы, чтобы таким образом, когда нужно, избавить господина Тейэби от лишнего свидетеля, и там спокойно устраивал личные дела. Само собой разумеется, один раз в два года, перед новыми выборами, его поездка имеет иную, деловую цель.

Ясно и то, что господина, которому покровительствует известный политический лидер, никто не заставлял вовремя приходить на работу. Достигалось это очень просто. Первое условие, которое ставил господин доктор Тейэби новому министру юстиции, — не требовать от господина Ахмада Бехина, самого прилежного и примерного работника юстиции Ирана, регистрации в книге прихода и ухода. Уже по одному этому можно судить о той роли, которую играл в правительстве Ирана господин Бехин.

Так вот, когда намечалась смена правительства и господин доктор Тейэби рано открывал свою лавочку, начиная приём депутатов и кандидатов в министры, и поздно закрывал её, успешно закончив свою бурную деятельность, господин Бехин, убедившись, что в доме всё спокойно и благополучно, отправлялся в судебную палату, чтобы почитать газету, выкурить несколько сигарет и повидаться с очень уважаемыми и менее уважаемыми судьями, а Хава Солтан брала свою старую корзину и под предлогохм, что ей хочется освежиться мороженым, шла к лавке Плешивого Аббаса. Мороженое уже было готово, и мошеннические руки торговца ложкой доставали из металлического сосуда аппетитные белые шарики, соблазняющие прохожих.