Внезапно я замечаю, как кто-то в толпе настойчиво пытается ко мне пробиться. Да это же Хамед Тхабет, репортер «Йемен таймс»! Он — мой новый друг. Настоящий старший брат, совсем не такой, как Мохаммед. Нас познакомила Шада. Хамед высокий, темноволосый, у него приветливое круглое лицо и широкие плечи. Меня сразу подкупила его доброта. Я не знаю, сколько ему лет, а спросить не решаюсь. Мы встретились всего несколько дней назад во дворе перед зданием суда, через некоторое время после того, как ко мне подошла Шада.

Сначала Хамед спросил, можно ли ему меня сфотографировать, а потом мы отправились в расположенный поблизости маленький ресторан. Репортер достал ручку, блокнот и начал задавать вопросы: о родителях, о замужестве, о жизни в Кхарджи, о первой брачной ночи… Я рассказывала свою историю с пылающими от стыда щеками. Но, увидев, как исказилось его лицо при описании испачканной кровью простыни, стало понятно, что мужчина мне сочувствует всей душой. Я даже заметила, как он непроизвольно стучит по столу ручкой, пытаясь скрыть охватившую его злость.

— Но ты же совсем маленькая! Как он мог? — прошептал Хамед.

Странно, но в тот раз я не плакала. Помолчала несколько минут, собираясь с мыслями, а потом продолжила:

— Хотелось поиграть на улице с другими детьми. Но Фаез бил меня и заставлял идти в комнату, где требовал, чтобы я снова делала все эти ужасные вещи… А в разговорах использовал очень грубые слова…

Когда пришло время прощаться, страницы блокнота почернели от записей. Хамед не упустил ни одной детали. Потом ему удалось пробраться в тюрьму и сфотографировать на мобильный телефон отца и это чудовище. А через несколько дней Шада рассказала, что статью Хамеда напечатали в газете и она наделала много шуму в Йемене. Он стал первым журналистом, открыто рассказавшим мою историю. В тот момент это скорее встревожило, чем обрадовало. Но теперь я знаю, что без Хамеда у нас бы ничего не получилось.

На входе в зал заседаний нас встречает щелканье камер. По спине бегут мурашки. Я вижу, как двое солдат в черных кепи и зеленой униформе вводят отца и… чудовище. Они оба не в лучшем настроении. Проходя мимо нас, онопускает глаза, а потом вдруг поворачивается к Шаде.

— Ну что, гордитесь собой, да? На свадьбе у меня нормального праздника не было. Но вы, я вижу, позаботились, чтобы тут устроить пышное торжество! — бросает он.

Да как он смеет разговаривать с ней подобным образом? Произошло то, чего я так боялась. Но Шада, как ни странно, остается совершенно спокойной. Она даже не опускает глаз. Меня в который раз поражает сила характера этой женщины. Ей не нужны слова или действия, чтобы выразить свои чувства. Хватает одного взгляда, чтобы передать то, как она презирает этого человека. Одного взгляда. За последние дни я многому у нее научилась, но она не устает меня удивлять.

— Не слушай его, — говорит Шада.

Я бы очень хотела так же владеть своими эмоциями, но ничего не получается. Во всяком случае, пока. Что делать, если сердце дрожит от страха? После того, что сотворил со мной этот монстр! Поднимаю голову и встречаюсь глазами с Aba. Он выглядит очень недовольным. У меня не было выбора, и все сделано правильно, но вдруг он никогда меня не простит… «Честь», — говорил отец. Честь. Я вглядываюсь в его лицо и начинаю понимать, что же значит это сложное слово. В его глазах злость смешалась со стыдом. На папу устремлено столько камер… Я все еще сержусь, но в этот момент становится его жалко. Это сильнее меня. В Йемене уважение людей значит очень много.

— Ну и толпа! — бормочет солдат, которого назначили следить за порядком. — В первый раз вижу, чтобы на суд пришло столько народу.

Вновь засверкали вспышки фотокамер. В зале появился кто-то очень важный. Это Мохаммед аль-Гхази, главный судья на сегодняшнем процессе. Я узнаю его по белому тюрбану, плотно сидящему на голове. У судьи тонкие усы и аккуратная бородка. Поверх белой туники он носит серый пиджак. А за пояс гордо заткнута jambia, традиционный изогнутый клинок его племени.

Я смотрю на господина аль-Гхази во все глаза. Ловлю каждое его движение. Наблюдаю за тем, как он проходит за свой стол, заставленный микрофонами различных теле- и радиоканалов. Смотрю, как судья усаживается, как раскладывает перед собой документы. Можно подумать, что это президент республики готовится к торжественному выступлению перед всей страной. К Мохаммеду аль-Гхази присоединяется судья Абдо — он садится в соседнее кресло. Как хорошо, что они здесь — я могу рассчитывать на их поддержку! До сих пор не верится, что нам удалось дойти до суда.

— Во имя Господа Всемогущего и Всепрощающего объявляю заседание открытым, — громко произносит господин аль-Гхази, жестом приглашая нас подойти к своему столу.

Шада делает мне знак, чтобы я не отставала. Слева от нас встают отец и он. Я чувствую, как волнуется толпа позади нас. Часть меня ощущает удивительный прилив сил. Но другая часть — у меня никак не получается с ней справиться — готова на все, чтобы в эту же секунду превратиться в маленькую серую мышку. Сжав кулаки, заставляю себя смотреть вперед.