— Папа...

Дмитрий, не оглядываясь, грохнул дверью. Медленно, как во сне, Лиза опустилась на кровать. «Наташенька, ну куда ты собралась, покури на кухне», — донесся из коридора голос отца. «Надо проветриться... успокоюсь немножко и приду, не переживай». «Прости, она совсем не это хотела сказать! Просто устала очень, вот и капризничает... Вот увидишь, выспится и сама прибежит извиняться, она же хорошая девочка!» Из коридора донесся зевок. «Ты сам еле на ногах стоишь, — послышался голос Натальи, — иди, подремли... а я перекурю, чаю выпью и приду». «Ладно»... Лиза подняла голову, ожидая, что сейчас отец войдет, чтобы устроиться на соседней койке, может, даже заговорит с ней, — но вместо этого лишь услышала, как хлопнула дверь в соседнюю комнату.

Лиза свернулась в клубок, зарываясь под одеяло, как загнанный в нору зверек. В стены с воем и грохотом бился буран, пытаясь добраться до горстки запертых среди сопок людей. Последним, что Лиза услышала перед тем, как заснуть, — скрип двери и тихий женский вскрик, а потом — дробный стук, будто от упавших на пол лыжных палок.

Глава 7. Поиск и находки

Поиск и находки

Лиза проснулась, как от толчка. Во сне Никита пытался объяснить ей что-то про отца, что-то очень важное, но настолько страшное, что Лиза не могла этого выдержать. Чтобы не слышать его, она зажала уши руками, и тогда Никита схватил ее за локти, стремясь силой убрать руки от головы. У него были неподвижные глаза, а изо рта воняло, как из сломанного холодильника. «Ты должна меня послушать», — сказал он, но Лиза изо всех сил оттолкнула его обеими руками. Никита упал, запутавшись в ветвях стланика; к волосам, склеенным смолой в серый колтун, прилипла хвоя. Гнилая черная ветка придавила ему горло, он захрипел, и Лиза вдруг поняла, что это не ветка, а кусок резиновой ленты, сорванной с «гигантских шагов»... Никита забился и замер, вытянувшись в ветвях. Лиза бросилась его тормошить, но Никита не шевелился, и она поняла, что он умер. Она попятилась; слезы подступили к глазам; и тогда Никита открыл блестящие, как новые монетки, глаза и сказал: «Все из-за тебя».

— Неправда! — крикнула Лиза и села на кровати.

Сердце билось, как сумасшедшее, свитер промок от пота, и Лизу охватил озноб. В комнате было темно и пусто; за заснеженным окном в черноте по-прежнему выл буран. Особенно сильный порыв ветра грохнул об стену. Лиза вздрогнула и тихо всхлипнула от страха. Ей показалось, что она одна во всем доме: все уехали в город, а ее забыли... или оставили нарочно, за то, что она так плохо себя вела. Или ни за что, просто так, потому что она никому не нужна... Едва дыша, Лиза сползла с кровати. Ей хотелось закричать, звать отца, маму, Нину, хоть кого-нибудь, но от ужаса она не могла издать ни звука.

Наощупь натянув сапожки, Лиза выглянула в безлюдный коридор. У входа по-прежнему висела груда одежды; Лиза узнала пуховик Нины, отцовскую куртку, и страх отступил. Никто никуда не уехал, это глупость — думать, что ее могли оставить одну. Где-то шипела сковорода. Потянув носом, Лиза учуяла запах разогретой тушенки и двинулась к кухне, стараясь ступать как можно тише. За одной из дверей кто-то громко всхрапнул, и Лиза вздрогнула от неожиданности.

У плиты колдовал длинноволосый. Увидев его, Лиза застыла, не зная, войти ей или сбежать. Она уже хотела тихо исчезнуть, когда длинноволосый оглянулся и кивнул.

— Заходи, не стесняйся, — сказал он. Лиза неуверенно подошла к столу и присела на краешек табуретки. Газета на столе вся была в крошках и пятнах от кружек, по заголовку — «Черноводский нефтяник» — расплывалось большое коричневое пятно: видимо, кто-то пролил чай. Очертания пятна напоминали динозавра с тяжелыми челюстями — или нефтяную качалку.

— А где все? — робко спросила Лиза.

— Разбрелись по комнатам и спят. Час ночи все-таки.

— А вы, почему не спите?

— А я сова.

Длинноволосый помешал в сковороде, поглядывая на девочку.

— Тебя зовут Лиза, я знаю. А меня — Тимур, — он поймал вопросительный взгляд и добавил: — Я не учитель, так что обойдемся без отчества. Просто Тимур.

— Темучин, — выпалила Лиза.

Тимур рассмеялся.

— А ты много читаешь, да? Тимур тоже был крутой, не огорчайся.

Лиза застенчиво улыбнулась.

— Есть хочешь?

— Ужасно!

Лиза сглотнула. Только сейчас она сообразила, что последний раз она ела в Хабаровске — сжевала принесенный Ниной пирожок из буфета. В желудке заурчало, и запах тушенки показался ей самым прекрасным ароматом в мире.

Тимур нырнул в небольшую дверь в торце кухни. Мелькнули стеллажи, уставленные консервами и пакетами, — очевидно, это был склад. Хлопнула дверца холодильника, и Тимур появился, прижимая к груди полдесятка яиц.