Шрифт:
— Ну, идем, поговорим!
Он распахнул дверь сельсовета. Прежде чем войти внутрь, я оглянулся и увидел, каким ненавидящим взглядом обменялись Чиж и Зингер.
«Нехорошо это. Чиж себя обнаруживает! Что с парнем?» — думал я, заходя в низкую комнатенку — кабинет председателя.
Домбровски сел, кивнул на другой стул. Каждый чувствовал настороженность другого. Оба мы были напряжены, думая о своем.
Я прикидывал мысленно, когда прибудет группа захвата. «Кукурузники» не зря болтались над дорогой — они, так сказать, отслеживали конечную точку нашего пути — место, где скрывается неуловимый главарь диверсионной группы, опытный и опасный диверсант Курт Домбровски. Он же милейший Мирослав Иванович, председатель Дубровицкого сельсовета. Вот ведь хитрый лис!
Потому так долго и не могли накрыть их — представитель советской власти, к тому же в заброшенном селе, он не вызвал подозрений.
Ввиду того, что завтра в городе должен был состояться праздник Победы, было принято решение брать группу Домбровски не дожидаясь очередной провокации. Кто их знает, что у них на уме… В общем, группа захвата должна появиться через час-полтора, прикинул я.
Жаль убитого старика, вспомнил я отчего-то Шмакова. И то, как расстроился из-за этой смерти Чиж. Но что поделаешь. Видно, крутая тут у них в мирной деревне заваруха была, если из-за деда этого Домбровски развернул свои дрожки, кинулся в погоню. Я взглянул на противника.
Холодное, жестокое лицо с широкими волчьими скулами, непроницаемые глаза, не то серые, не то черные. Зверь. Опасный зверь. Но уже почти в клетке… О чем думает?
Домбровски думал о том, что гибель диверсантов в Карпатах, по сути, срывает запланированную акцию; что Вера, к сожалению, оказалась права — без этих удальцов ему не справится. Но в процессе акции нужно сделать все, чтобы их уничтожить. Особенно этого юного прощелыгу, остзейского немца. И еще ему очень не нравились самолеты, что кружились над дорогой то в сторону гор, то обратно. Разведывательные полеты — не осталось ли кого для зачистки? Но там зачищать уже некого. Плюнуть бы на все, на эту акцию чертову и уехать сегодня же. Но нельзя — он обязан довести дело до конца. Одно дело вернуться со щитом, другое.
Он кашлянул, заговорил:
— За тобой должок, Богдан Станько!
— А я долги отдаю. Всем и в срок, — многозначительно ответил я.
— Так ты знаешь, где тайник Казимира?
— Знаю.
— И где же?
— Под Черновцами. В лесу. Тебе место на карте нарисовать? — усмехнулся я.
— Не плохо бы. Но ведь не нарисуешь.
— Чтобы ты меня здесь и шлепнул? Дураков нет. Вместе поедем, там и покажу.
— Вместе, говоришь. Для начала дело у меня к тебе. Завтра на стадионе большой праздник, все начальство краевое понаедет. У меня задание — устроить там бойню. Поможешь? Вас трое, вы хорошо владеете оружием, у вас прекрасная реакция, вместе мы можем добиться большого успеха. Вы ведь тоже борцы с красной сволочью.
— Конечно! За нами много дел, ты, я думаю, слышал. Да только на это я не подписывался. Уговор был такой: вы нас отбиваете от конвоя, я делюсь «общаком» нашей группы.
— Я тебе нашу долю уступаю. Забирай все, — перебил Домбровски. — Но завтра ты и твои люди мне нужны!
— Что ж, надо поговорить с ребятами. Головой ведь рисковать придется.
— Поговори! Если ты хороший командир, уговоришь. А если дерьмовый — тогда. вы нам и даром не нужны.
— Логично, — усмехнулся я. — Но, кстати: во время стычки на станции ваш человек едва не зарезал моего друга.
— Кто это? И кого же? — вскинул брови Домбровски. И я понял, что он отлично знает и кто, и кого.
— Тот, что был в форме старлея.
— Анджей?
— Назовем его так. Он пытался ударить ножом в спину моего молодого друга.
— Но не ударил?
— Я ему помешал.
— Очевидно, в пылу боя он не понял, на кого напал, — пожал плечами Домбровски.
— Очевидно, у хорошего командира бойцы должны знать, на кого нападать.
— Логично, — усмехнулся немец. — Я сделаю ему выговор. Думаю, инцидент исчерпан? Так вы с нами?
— Через полчаса дам ответ.
Я вышел, чувствуя спиной холодный взгляд. Не верит, но выхода у него другого нет.
Вот оно что! Теракт во время праздника Победы! Верно ребята наши рассчитали! И правильно, что брать будут здесь. Обезглавить, а потом эта мелкая сволочь — Рябцев, Вацура, Горовец — сдадут остальных, как мама не горюй!
На крыльце сидели мои орлы. Не к ночи будут помянутые Рябцев, Вацура, Горовец сидели тут же, на поляне перед сельсоветом. Все курили самокрутки.
Милейшая картина. Идиллия.
Из-за какого-то плетня вышел долговязый Рудольф, подгоняя в спины двух полупьяных мужиков.
— Разговор есть, — кивнул я своим, отзывая их в сторону.
Собственно, разговор у меня был один: нужно было выяснить, как Чиж попал на свободу.
С этого я и начал, когда мы отошли к густому высокому вязу.
— Ну, рассказывай, кто, как, зачем?
Максим начал говорить, запинаясь и краснея. Мы с Олегом просто обомлели.
— Где, говоришь, она работала?