Только бы знать, что ты жив! Тогда все, что произошло со мной, имело бы смысл. Только бы ты был жив!

Твоя Вера.

В монтажной «Мосфильма» стояла напряженная тишина. Только что был отсмотрен один из ключевых моментов фильма «Бессмертные герои», посвященного Великой Отечественной войне. Фильма патриотичного, с красавицей героиней, с красавцем главным героем, с его верными друзьями из рабоче-крестьянских семей, с мудрыми военачальниками, принимающими безошибочные решения, образцовыми солдатами, бесстрашно бегущими в штыковые атаки; их женами, аккуратно причесанными, одетыми в справные ватники, или даже пальто с меховыми воротниками. Женщины обеспечивали победу своим беспримерным трудом в тылу и постоянно пели патриотические, а иногда и лирические песни.

В общем, это был безукоризненный фильм, должный обеспечить на грядущем Московском кинофестивале его автору Государственную премию. А потом, возможно, фильм отправят и на Венецианский кинофестиваль. И тогда создатели киноленты поедут в Италию. От этой радужной перспективы душа должна была сладко петь! Но она не пела, черт возьми!

Автор картины — один из ведущих отечественных режиссеров — снял очки и потер переносицу. Интеллигентное лицо его выглядело усталым и раздраженным.

— Это никуда не годится! — бросил он. — Ольга хрипит, как несмазанная телега! Не может героиня исполнять центральную песню фильма таким пропитым и прокуренным голосом!

— Но, Олег Иванович, он у нее такой и. э. — попытался возразить звукорежиссер.

— Нет, он у нее не такой! Или не должен быть таким! Он должен быть мелодичным, чарующим, ему должен верить зритель! А этому голосу кто поверит? Почему она завывает, как извозчик?

— Но Олег Иванович! Вы же помните, на озвучивание этой сцены Ольга Борисовна пришла после… ну… болезни. Она неделю болела, вы же помните.

— Я знать ничего не хочу! Меня тогда в ЦК вызывали, интересовались ходом работы над картиной! Я что, должен был рассказывать про личные трудности Ольги Борисовны? Которую обожает сами знаете кто. Это ваше дело, милейший Игорь Васильевич, следить за качеством озвучивания! Я не могу быть везде в одно время! У нее ведь есть дублерша! Аннушка прекрасно поет за Зелинскую!

— Да, но Ольга Борисовна заявила, что песню будет исполнять она сама! Иначе, сказала Ольга Борисовна, она вообще отказывается от роли!

— Какого черта? Что значит, отказывается, если она уже снялась? Что за бред?

— Ну, вы же ее знаете. Она обещала устроить большой скандал. А вы были в ЦК, я не мог уладить этот производственный конфликт своими силами.

— Короче, это надо переделать! Вызвать Аннушку, она споет, мы смонтируем заново, а Ольга об этом и знать ничего не должна!

— Хорошо, Олег Иванович!

Дверь монтажной приоткрылась. В проем осторожно заглянула невзрачная девица в очках.

— Олег Иванович! Там вас спрашивает женщина.

— Какая еще женщина? — рявкнул режиссер. — Какого черта вы мешаете работать, Римма? И где кофе?

— На столе, перед вами, — растерянно ответила помощник режиссера Римма.

Чашка нетронутого, остывшего кофе действительно стояла на столике.

— Черт знает что! Кофе некогда выпить! Гоните к чертям!

— Кого? — перепугалась Римма.

— Женщину!

— Но она просила передать вам записку. Сказала, что это крайне важно. — пролепетала девица, — и касается вашего прошлого, — покраснев, добавила она и протянула конверт.

— Какого еще прошлого? — взревел режиссер, поднимаясь во весь свой внушительный рост.

Он надел очки, выхватил лист бумаги, пробежал его глазами и замолчал.

Он молчал так долго, что Римма и Игорь Васильевич понимающе переглянулись, что не ускользнуло от внимания режиссера.

— Что такое? — взревел он. — Что за перемигивания? Это записка от вдовы моего фронтового друга! — потрясая письмом, возвестил Олег Иванович. — И я должен уделить ей хоть минуту внимания. Это мой долг! Игорь, звоните пока Аннушке, договаривайтесь об озвучке. Римма, проводи даму в мой кабинет. И две чашки кофе.

Он прошел в расположенную за монтажной комнату отдыха, оглядел себя в зеркало. Импозантный мужчина в отлично сшитом темно-синем костюме. Чуть обрюзгший, но еще в полной силе. Благородная седина, никакого намека на лысину. Интеллигентное, слегка усталое лицо, но эта усталость ему идет.

Признаться, он хотел произвести впечатление на ожидавшую его женщину. Десять лет назад она обратилась к нему с просьбой узнать о судьбе Егора Хижняка, отца ее ребенка. Женщину звали Марина Сергеевна Терехова. Она была очень интересна: рыжеволосая, зеленоглазая полесская колдунья. Конечно, ему — одному из ведущих отечественных мастеров киноискусства, было легче получить информацию о Егоре, нежели этой красавице, не состоявшей с Хижняком ни в каких официальных отношениях. Формально она была вдовой другого человека. Он, Олег, так быстро и легко получил сведения, касающиеся Егора, что ему, помнится, стало стыдно, что сам он не разыскивал фронтовых друзей.

Но Егор был мертв, расстрелян еще в сорок шестом. Так же безвозвратно сгинул Максим Орлов. Так что ищи не ищи, толку никакого.

К тому же он, Олег Сташевич, быстро набирал обороты, был все время занят съемками, хотелось наверстать все то, что было съедено военными годами…

Он сам-то еле выжил в той войне. Едва не лишился руки. Да еще таскали его на Лубянку из-за Максима, сам еле-еле от лагеря отмазался. Тесть помог. То есть теперь уже бывший тесть, поскольку с Наташей, дочерью замминистра тяжелого машиностроения, они уже восемь лет в разводе.