— Огонь. Море огня, а в него с небес падают семь водо… огнепадов.

По реакции Хаима я понял, что он страшно заинтересован.

— Семь огнепадов — наверное, зрительное выражение семи сфирот, путей распространения Божественного света, — пояснил он.

— А еще там был гигантский сапфировый обелиск.

— Это то, что называется «сапфировым кирпичом».

— Я знаю. Отколоть бы от него кусочек, хотя бы такой, — я показал руками кусочек размером с хороший арбуз, — мы оба зажили бы безбедно.

Хаим засмеялся:

— Как жаль, что в материальном мире его не существует. А как выглядят ангелы?

— Такие… — я сделал руками неопределенное движение, — строгие. Все из огня.

— Ну, правильно, как написано в «Сефер Иецира» — «Книге творения» нашего праотца Авраама: «Творит ангелов служения огонь пылающий». Ты не боишься погружаться еще раз?

— Нет, — ответил я решительно. — А печати ты принес?

— К сожалению, не все. Только до третьего зала. Может, подождать, пока я добуду остальные?

Я задумался.

— Не стоит. У меня есть одна идея, которую я хочу проверить.

— Ладно. Беспокоиться нечего — я все время буду рядом. Прошлый раз ты, говоришь, читал молитву «Краса и вера»?

Я кивнул головой.

— В этот раз мы применим более сильнодействующее средство, — и Хаим достал бумажку, исписанную от руки.

На ней были имена ангелов. Начинался список странным именем Тотросиай и кончался Адирироном. Двенадцать имен по три в ряд — а в качестве пятой строчки было написано:

«ГОСПОДЬ БОГ ИЗРАИЛЕВ».

— Это нужно прочесть сто двенадцать раз, — сказал мне Хаим.

— Сколько-сколько?

— Сто двенадцать. Сложи числовое значение имени «Адонай» — шестьдесят пять, «йуд-хей-вав-хей» — двадцать шесть, и «алеф-хей-йуд-хей» — двадцать один, и получишь искомое число. А эта молитва представляет собой обращение к Князю Божественного Лика.

— К Метатрону?

— К нему. Только здесь он выступает под именем Сорайя.

— Ничего не понимаю.

— А чего здесь не понимать? Твое имя Яков, но тебя же можно назвать и Рафаэль, и ты же — синьор комиссap. Так же и Ханох, сын Йереда, носит титул Князя Божественного Лика и имя Метатрон. Но у него есть еще имена.

— Понятно. Можешь не продолжать. Между прочим, я сегодня постился.

— Правильно сделал. Возьми печати.

— Что значит «возьми»?

— Посмотри на них хорошенько и запомни.

Пауза. Я смотрю на печати, понимая, что, если я окажусь без них в залах Меркавы, мне придется туго. Но что я буду делать, когда печати закончатся? Ладно, прорвемся.

Я сел в кресло.

— Начинай, — сказал Хаим.

— А если я собьюсь со счета?

— Считать буду я, а ты читай молитву. И помни, к кому обращаешься.

Конечно, я помню. Мне еще с ешивы был симпатичен этот праведник — Ханох, сын Йереда, взятый живым на небо, где он занял пост Князя Божественного Лика. Метатрон исправляет ошибки, которые допускают в молитвах. А после Симхат-Тора собирает туфли, порванные евреями во время танцев, и представляет их Господу: так любимы народу Твоему праздники Твои.

Я начал читать имена ангелов — сначала медленно, потому что почти все они были мне незнакомы, потом быстрее и быстрее.

Голова у меня закружилась…

Очнулся я в той же комнатке Зала Сапфирового кирпича и, не теряя времени, вышел наружу. Величественное зрелище меня уже не поразило так, как в первый раз, и я спокойно стал ждать ангелов. Они не замедлили появиться, и суровый стражник (из записей, принесенных мне Хаимом Малахом, я уяснил, что это и был Тотросиай) снова потребовал у меня, чтобы я предъявил печати.

Но на этот раз я был во всеоружии. В руках у меня оказались две печати (в этом мире они имели вид переплетенной огненной проволоки). Одна из них, как я знал, принадлежала Тотросиаю, но ее надо было предъявить ангелу, стоявшему справа от входа! Его звали Дхабиэль, и я протянул ему печать правой рукой, левой же рукой протянул стоявшему слева Тофиэлю печать Сорайи. При этом тихонечко я называл ангелов по именам.

Огненные тела ангелов поглотили печати. С трепетом я ждал, что произойдет дальше. Сказать, что я не боялся? Неправда, я боялся.