Шрифт:
– Кто их знает, – участковый испуганно отошел в сторону, ближе к стенке. – Наверное, не очень. Иностранные.
– Сейчас спущусь!
На чердаке что-то загрохотало, потолок вздрогнул, и осыпалась штукатурка.
– Лейтенант! – сдавленным голосом позвал Гордеев. – Иди сюда! Скорее!
– Ну началось! – зло сплюнул участковый и ловко вскарабкался по лестнице на чердак. – Что тут у вас?
– Гляди, – Гордеев, весь покрытый паутиной, в клубах пыли закрывая рот рукой, показал ему на кем-то заботливо оборудованную лежанку возле печной трубы.
Тут стояла раскладушка с полосатым матрасом. Ворсистое желтое одеяло аккуратно сложено.
– И пыль еще не успела накопиться, – отметил наблюдательный лейтенант.
Под раскладушкой – пустая консервная банка с окурками. Адвокат вытащил один, рассмотрел:
– У тебя там что, «Прима»?
– Ага.
– А ты говоришь... Жил тут кто-то.
– И не один день, – участковый носком сапога поддел консервную банку – она оказалась целой.
– Он тут загородил свое лежбище досками, я полез – и вот. А ты, кроме окурков, ничего не нашел?
– Так, ерунда всякая. Старые школьные тетради.
– А фотографии? Там не было альбомов с фотографиями?
– Пойдем вместе посмотрим.
– Тут нам ничего больше не надо? Вроде бы все остальное не тронуто, – Гордеев еще раз все внимательно оглядел. – Так и покрыто сугробами пыли.
Внизу они еще долго шарили по ящикам комода, по шкафам. И ничего особенного не нашли. Вместо желанного альбома с фотографиями обнаружили тонкую картонную коробочку, а в ней около десятка пожелтевших фотографий, какие обычно делают в ателье. Муж, жена и двое наглухо запеленатых младенцев у них на руках. Улыбающийся курсант с девушкой.
– У нас тут все курсанты, – сообщил участковый. – Рязанское десантное.
– Знаем, знаем.
– Своих полно. Так еще со всей страны прут и прут. Всех баб приличных расхватали. И развезли по всей России. Как что приличное подрастает, тут же цап – и женится! А потом его отправляют служить на край света! А нам жениться не на ком! Одни уродки остаются.
– У тебя-то жена красивая?
– Очень!
– Так чего ты переживаешь?
– Я потому и женился на своей дуре, чтоб и ее не уволокли. А вдруг я с ней разведусь? Или там... Понадобится девушка. Так, для разнообразия. А не с кем! Поглядишь – с души воротит!
– Ну ты, лейтенант, даешь! Так далеко даже Галилей не заглядывал. Со своей трубой.
– Тетрадки будем смотреть? А то могли бы ко мне в гости заглянуть. Жена, наверное, уже окрошку наварганила. Сейчас бы пивка. Пошли?
– Может, чего еще к столу возьмем?
– Ну это уже по желанию! Хотя я и на службе. Но очень даже! У нас тут больше поддельной торгуют. Но я проведу на хорошее место! Мне там по оптовым ценам.
– А это что?
– Я же говорил. Это старые тетрадки.
Гордеев раскрыл наугад – школьные тетради «ученика пятого класса» Игоря Игнатьева.
– Надо бы его школьных товарищей поискать, – сказал он. – Может, не все разлетелись. Если повезет, найдем его закадычного приятеля.
– Я что-то нашел, – трагическим голосом произнес лейтенант.
И протянул толстую коричневую тетрадь.
На первой странице были красиво выведены буквы: «События моей жизни».
– Почерк явно женский, – определил участковый. – Это его мать писала. Я так определенно думаю. Больше некому. Тут больше и женщин-то не было.
Гордеев заглянул на последнюю страницу – пусто! Вторая половина тетради – чистые листы!
Все записи обрываются на словах: «Мы поделили семью поровну. Никто ничего никому не должен. Все поровну».
– Старая запись, – заглянул через плечо лейтенант. – Тут дата стоит – 5 августа 1984 года.
– Аккурат то, что нужно, – Гордеев захлопнул тетрадь. – Ты не против, если я эту бумажку в Москву заберу? Или составляй потокол.
– Боже мой! Как же я ненавижу всякую писанину!
– Собирайся. Пошли пиво с окрошкой хавать. Дома все оформим и напишем.
– Вот это правильно! По-настоящему. А то... Зачем это пылью дышать, если можно за столом? Мы как, хотим еще взять к столу казенной водочки?
– И даже очень! Нам есть что отметить.
Глава 31
Второй день Антоненко был не в своей тарелке. Не в своей тарелке – это еще мягко сказано. Как выразиться точнее, знает только тот, кто испытал подобное. Нет, он любил Зойку...
Он множество дел вел. Попадались и изнасилования, но на общем фоне кровавых преступлений они просто казались ему отвратительными, и все. Все, до тех пор, пока это не коснулось его лично. Да, точно любил. Но, разбираясь теперь в своих чувствах к Зое, он вдруг с тоской понял, что не просто втянулся в роман. Она его зацепила.