Шрифт:
Атаман задумался, а затем, хитро прищурившись, спросил:
– Как оно будет, если я соглашусь, то ты уже сказал, то нам с тобой понятно. А что ты делать будешь, если откажусь я от монет твоих и скажу – сам, Богдан, торгуй?
– Без товарищества торговать не буду. Ты меня, батьку, в казаки принимал, не в купцы. Если решишь, что товариществу то не надо, так тому и быть. Тот мед, что сделал, – тебе подарю, другим атаманам по бочке на праздник выкачу и больше делать не буду.
– Молодец, обо всем наперед подумал… Ладно, Богдан, если все сказал, иди. Теперь я думать буду. Когда надумаю, скажу.
Да, иногда хочется, чтобы твой начальник был не таким умным, но это просто потому, что к хорошему быстро привыкают и забывают, как это оно – с дурным начальником жить…
С другой стороны, хорошо, что он понимает, как непросто в пьющем коллективе так поставить дело, чтобы и овцы целы остались, и волки сыты. Значит, будет искать решение. Как ни крути, основное предложение – забирать деньги на благо войска казацкого у тех, кто хмельным торгует, – не может не понравиться любому здравомыслящему человеку. Сколько этих монет, кровью добытых, ну и потом, конечно, без него тоже не обошлось, в карманы купцов перекочевывает за вина заморские и меды хмельные. Да и монополию держать на реализацию нового продукта тоже соблазн велик – это круче, чем монеты.
Что монеты казаку – вчера был полный кошель, а сегодня пусто, одно расстройство. С медом вроде та же история: вчера был – сегодня нет его, а на душе радость, даже если голова трещит, все равно радостно. Не зря вчерашний день прожит, не заморачивалась душа прозой жизни, а по самому короткому пути вознеслась в высшие сферы. Вот только не зря Господь учил: не ходите, братцы, вы ко мне торным путем, ищите тропинки, где колени и руки в кровь сбить нужно, чтобы вверх забраться…
Может, не нужно было открывать этот ящик Пандоры, но другого решения парадокса с деньгами и крепостями, что мучил меня ночами, я не нашел, да и открыли этот ящик уже без меня. Скоро потоки дешевого самогона придут на эти земли вместе с новыми хозяевами и новой верой. Поэтому вопрос стоит, как при минимальных потерях получить максимум пользы, – стандартная задача на оптимизацию.
В этот же день после полудня атаман нашел меня в сарае у дядьки Опанаса, где я охрипшим голосом в который раз показывал и рассказывал, как соединить между собой два полученных двухметровых колеса и как крепить между ободами зубья шестеренки. Атаман начал надо мной ржать: какой же это воз должен быть для таких колес и кого я впрягать в него буду? Дядька Опанас и Степан тоже отвели душу, жалуясь атаману: мол, вынуждены принимать участие в таких глупостях. Мстили мне за то, что после нескольких безуспешных попыток объяснить им общий проект я очень успешно с помощью ненормативной лексики внушил им – они должны делать то, что им говорят, и не задавать больше вопросов.
Я тоже ржал, потому что вспомнил крылатую фразу: «Дуракам полдела не показывают». На каждый их прикол мысленно ее произносил и представлял себе, какими были бы их рожи, произнеси я это вслух. Видя, что, чем язвительней их комментарии, тем веселее мне становится, народ быстро поскучнел, и атаман, вызвав меня на улицу, устроил допрос:
– Кто твой мед еще пробовал?
– Только мать.
– А Оксана?
– Нет.
– Отец?
– Нет.
– Что, и родному отцу не дал?
– Нет.
– Что ты мне «нет» да «нет»! Толком говори!
– Даже родному отцу не дал, никому не дал, только мать пробовала, только она знает, как его делать.
– Вот это другой разговор. Сколько у тебя того меда уже сделано?
– Две бочки, сегодня третью начали.
– Две бочки всего? За седмицу? А куда ж ты бражку всю деваешь?
– Выливаю, осадок поросятам даем понемногу: много не дашь – помрут, бедные.
– Тьфу ты, я думал, у него уже возы медов наготовлены, чего ты этот огород городил из-за двух бочек?
– Так дальше веселей дело пойдет, за седмицу три бочки точно выйдет, может, чуть больше.
– Когда ты в Черкассы собрался?
– Через две недели, в субботу выезжать надо.
– Купцу что скажешь – откуда мед?
– Так я ему уже небылицу рассказал, что клад в пещере со старинным медом нашел и привезу продавать.
– Он тебе поверил?
– То его дело – верить или нет. Ничего другого он не узнает.
– Добро. Теперь слушай меня. Пока другого не скажу, чтобы ни одна душа про твой мед не знала. Мне еще два бочонка таких завезешь, как привез, или один побольше. Остальное так своему купцу продай, чтобы того никто не видал. Как с атаманами потолкую, дам тебе знать, что дальше будет. Все понял?
– Все понял, батьку.
– Иди тогда, дальше свою дрочильню мастери.
– Лесопилку, батьку.
– Вот и я о том.
Незаметно пришли праздники. Все радостные готовились, прибирались, варили, пекли двенадцать постных блюд, доставали праздничные наряды. Молодежь на обязательной тренировке была на себя не похожа: у каждого в голове рождественская коляда, а не героическая защита родной земли от крымско-татарского агрессора.
Надо мной уже не смеялись, когда я забирал очередную бочку бражки, грузил на телегу и отсыпал двойную порцию зерна. На меня смотрели с жалостью, как смотрят на неизлечимо больных, а бабы тихо ныли: