Шрифт:
— Не так уж я слаб, — возразил он. — Помнишь, как мы с тобой вместе вступались за несправедливо обиженных?
Глаза ее вспыхнули.
— Ага! Подбирали бездомных кошек, кроликов, птиц и…
— Глэдис, — весело прервал ее Коул, — мы много нового узнали друг о друге за последние несколько часов…
— И я стала понимать тебя намного лучше, — вставила она.
Он улыбнулся, задержал дыхание и наконец решился:
— Достаточно, чтобы разделить со мной усадьбу?
Это были именно те слова, которые так мечтала услышать Глэдис, но она почему-то застыла в оцепенении. Сердце ее радостно билось, но она вдруг испугалась, что снова идет на поводу у своего инстинкта… который в прошлом слишком часто подводил ее.
— Разделить? Каким образом? — осторожно спросила она.
— Дом достаточно велик, чтобы мы оба мирно жили здесь, — сказал Коул с обезоруживающей улыбкой.
Глэдис вопросительно подняла бровь.
— Ты уступаешь мне половину, где размещалась прислуга, а себе забираешь все остальное?
— Можно обсудить вариант, более подходящий для нас обоих, — мягко возразил Коул.
Пульс Глэдис участился.
— Например? — нетвердым голосом спросила она.
— Полагаю, ты понимаешь, что я хочу сказать.
— Но…
— Не надо принимать поспешных решений, — прервал ее Коул. — Почему бы нам не подождать несколько дней? Посмотрим, как все сложится, а потом решим, что делать дальше. Я очень хочу остаться здесь, — сказал он искренне, — и мне кажется, что мы с тобой поладим. Ты любишь готовить, я люблю поесть…
— Как все мужчины! — насмешливо добавила Глэдис, отчасти разочарованная, отчасти успокоенная, и подала на стол шоколадный кекс. — Можно попробовать, — согласилась она.
— Пудинг? — спросил он.
— Нет, пожить вместе, — пояснила она, бросив на него настороженный взгляд.
— А можно… кекс поделить прямо сейчас?
Глэдис засмеялась и разрезала кекс на две части.
— Ровно пополам.
— Он, должно быть, очень вкусный, — мечтательно протянул Коул.
— Еще бы! На него пошла целая плитка самого лучшего шоколада.
Потом Коул долго рассказывал Глэдис об Австралии, а она внимательно слушала. Разделавшись со сладким, они перешли в гостиную с бокалами бренди в руках.
Коул увлекся, рассказывая о любимой работе, и Глэдис не отрывала взгляда от его одухотворенного лица. У нее возникло подозрение, что в его жизни ничего, кроме работы, и не было.
— Мне часто приходится сдерживать эмоции, — говорил он, глядя на нее поверх бокала, и погладил кошку, которая уютно расположилась у него на коленях. — Я должен сохранять спокойствие и контролировать себя в любой ситуации. Только так я смогу что-то сделать для детей, которым порой приходится пережить больше, чем любому взрослому.
Какой он чудесный человек, думала Глэдис.
— Я должна рассказать о тебе в поселке, — задумчиво сказала она. — Люди должны узнать, какой ты на самом деле!
— Искренне надеюсь, что ты этого не сделаешь! — запротестовал Коул, но она видела, что ему приятно было услышать это.
Глэдис хотелось прогнать кошку с его колен и занять ее место.
— Я не допущу, чтобы ты оставался в их глазах злодеем! — горячо воскликнула она. — Ненавижу несправедливость!
— Иди ко мне, Глэдис! — выдохнул он и протянул к ней руки.
Вдруг погас свет.
Глэдис так и осталась сидеть, затаив дыхание.
— Беспокоиться не о чем, — сказала она дрогнувшим голосом.
— А я и не беспокоюсь, — раздался звучный голос Коула. — Мне так даже больше нравится.
В камине треснуло полено, и вспыхнувшее пламя неверным светом озарило гостиную.
Это игра воображения или он действительно передвинулся к ней поближе?
— Мы не можем сидеть здесь! — решительно заявила она и сама услышала фальшь в своем голосе.
— А почему бы и нет?
Потому что, призналась себе Глэдис, обстановка стала слишком интимной.
— Мне нужно посмотреть, как там Шон, — сказала она вслух. — Я зажгу свечи.
— Хорошо. Если хочешь, я могу проверить пробки.
Голос Коула звучал так странно, что она напряглась. Сколько он выпил?
Постепенно глаза Глэдис привыкли к скудному освещению, и она увидела, что он встает.
Она тотчас вскочила, обошла стол, чтобы он оказался между ними, и, искоса поглядывая на Коула, зажгла свечи на каминной полке.