В баре Турецкий подслушал примечательный диалог пары мужчин:

– Все как уроды в спортивных костюмах. В чем кайф демонстрировать на себе чудеса отечественного клонирования?

– Это не они уроды, а мы, потому что приперлись в пиджаках. Боже, у тебя еще и галстук, и запонки?! Ты, конечно, выделяешься, не спорю, но треники были бы лучше.

Александр Борисович не форсировал события, лениво слонялся по залу, попивая пиво.

Вечеринка же явно удалась – весь вечер возле единственного сортира была очередь, и туалетной бумаги в кабинке не оказалось. Все как в старые добрые (или все же недобрые?) времена.

Следующий диалог, свидетелем которого Турецкий оказался, происходил между мужчиной средних лет и молодой женщиной.

– Елка, как ты стала такой красивой, богатой и знаменитой?

Турецкий вздохнул с облегчением. Вот, значит, та самая Елка. Что ж, возможно, он не зря потратил время.

– Тебе не дала, вот и стала! – совершенно спокойно ответила Елка.

Мужчина, впрочем, тоже не особо нервничал.

– Может, дашь? Станешь еще богаче.

– Хрен тебе. После этого они чокнулись стопками с текилой

и выпили.

У Елки была круглая голова, коротко остриженные волосы, живые голубые глаза и кожа почти оливкового цвета. На плече был выколот талисман Олимпиды-80 – олимпийский мишка.

Турецкий подошел к ней, обнажил голову, продемонстрировал свою татуировку и сказал:

– Мы с вами клиенты одного заведения. Разрешите вас угостить?

– Ну вы даете! – захохотала Елка, явно пребывая в отличном настроении. – Это я здесь сегодня всех угощаю!

– Тогда позвольте полюбопытствовать, что все это значит?

– Вы о чем?

– Об одежде в первую очередь. О музыке – во вторую, ну и так далее.

– Все очень просто. Страна переживает острый приступ ностальгии по восьмидесятым.

– Неужели?

– Объясняю, – авторитетно объяснила Елка. – Сегодняшняя мода – явление, характерное только для столиц. Отъехав от Москвы на сотню километров, вы попадаете в натуральный Советский Союз, с его расшатанными, как парадонтозные зубы, заборами, бабушками в резиновых сапогах и синих трениках, грязно-серыми курами и всем прочим, таким же грязным и серым.

Турецкий иронично улыбнулся:

– Вы так полагаете?

– Уверена, – безапелляционно заявила Елка.

– Что-то я не представляю себе политиков, актеров и прочий бомонд, одетых в старые тренировочные костюмы. Жириновский и Павел Буре точно будут против.

Но Елку трудно было поколебать в выбранном эстетическом направлении.

– Ну и пусть катятся подальше, если ничего не шарят! Конечно, Москва слезам не верит, и… правильно делает. Скромное обаяние восьмидесятых мыслимо только в сочетании с вульгарным шиком девяностых!

– Вот как?

– Само собой. Олимпийка, бриджи, кепка, сапоги на шпильках и гроздья золота – вот что надо носить! В сочетании с вашей татуировкой, кстати, выглядеть будет круто.

– Я учту, – пробормотал Турецкий. – А как насчет золотой фиксы? Мода еще не пришла?

Елка посмотрела на него с удивлением и медленно сказала:

– Слушайте, товарищ, офигенная же идея… Это же можно нехилые бабки сделать! Черт! Черт!! Ну вы даете!

– Бабки сделать можно, надо только сперва на стоматолога выучиться.

– А… – Она махнула рукой. – Ладно, ближе к телу давайте. Что вы хотели от меня? Я же вижу, дело какое-то есть.

– Я ищу молодого человека по имени Дмитрий Головня. Думаю, вы могли бы мне помочь.

– Интерсна-а, – протянула Елка. – Вы за кого меня, собственно…

Турецкий сообразил, что его не так поняли, но извиняться не стал, решил не суетиться и не мельтешить. Главное – сидеть спокойно на крылечке, и тогда увидишь, как мимо проплывут трупы твоих врагов. Кто это сказал? Какой-нибудь Лао-цзы? Неважно.

– Елка, мы с Дмитрием приятели. Ну так как, скажете что-нибудь?

– А чего говорить попусту. Бог нам дал только один рот – чтобы говорить меньше. И два уха – чтобы слушать больше.

– Так и вам вроде слушать нечего – я-то ничего не рассказываю, только спрашиваю.

– Это-то и плохо. – Елка кивнула бармену на бутылку с текилой.

– Уверен, вы его знаете, – не отставал Турецкий, подвигая ей стопочку. – Он классный фотограф и у вас одевается. Не можете не знать. Димка расстроится, если мы не встретимся.