— Пятьдесят… лет?

— Именно так. Авэи, сядь и отдышись. Пока я буду говорить о скучном для тебя и весьма занятном для меня, терпи. Ты конечно же знаешь, что недавно я выкупил у восточных островов весьма даровитого сына моей хранительницы. Араави востока сперва был против, но затем отчего-то согласился, пусть и завысив цену… Давай смело предположим, что он нашел способ тонко подшутить над выскочкой Граатом, а сверх того отомстить и получить выгоду. Я не отдаю своих сирен востоку против их воли, но если готовность юноши или девушки изъявлена, я не в силах помешать решению. Внутренние отношения ветвей храма и отдельных араави для тебя пока что тайна, просто поверь мне на слово. Продолжим. Я попросил выдать Боу, араави востока тоже может попросить… Скажем, он назовет свой интерес взаимно полезным обменом сильными голосами. Не скучай, я закончил излагать нудное и, как тебе кажется, ничуть не относящееся к очаровательной малышке Авэи. Тебя на Итоозе считают очень послушной девочкой. Еще там уверены, что при правильно заданном вопросе ты ответишь нужные слова, тем подтвердив свое согласие покинуть замок и прервать служение в нашей ветви.

— Нет!

— Я еще не рассказал тебе, как будет звучать вопрос, — грустно улыбнулся Граат. — Самая простая его форма: готова ли ты переехать отсюда на Гоотро и стать женой Ноира?

— А как же…

— Видишь, ты не ответила «нет». — Линия губ араави стала прямой и жесткой. — Девочка, прямо теперь я советую начать слушать очень внимательно. Ты сирена, на твоих плечах немалая ответственность, твой голос — величайшая ценность. Сказанное определяет грядущую жизнь до последнего ее дня. Тебя всегда будут пытаться сделать послушной вещью, купить, продать и обменять. При этом, пока не научишься осознавать происходящее и нести ответственность, ты будешь испытывать боль — обманутая, преданная, униженная. Твое оружие и твоя защита — не мед и яд голоса, никогда! Только разум, здравый смысл и совесть. Запомнила?

Авэи кивнула, прикусив губу и ровно ничего не понимая. В голове скисшим кокосовым молоком бродила единственная мысль: Ноиру пятьдесят и он женат… Как же так? Араави сам наполнил кубок и подал девушке, откинулся на стену, поправив подушку. Он сидел на самом обыкновенном низком настиле, простые синие одежды не имели яркой краски и серебряного шитья по краю. Авэи отметила это лишь теперь, выпив холодного и чуть успокоившись.

— Мы пока что оставим в стороне причины твоей загадочной привязанности к совершенно незнакомому человеку. Детская влюбленность и не такие шутки вытворяет с сознанием. Важнее иное. — Араави нагнулся к ларцу и стал перебирать бумаги. — Я почти не знаком с Ноиром, но я позволил себе обременить его небольшой просьбой. Не знаю, сильно ли он был удивлен, однако не отказал… Вот листок, заполненный его женой. Это запись основных ее дел за день. Прочти.

Авэи испуганно моргнула, переставая улавливать нить рассуждения Граата. Что здесь происходит? Над ней смеются? Или ее все же учат, а она никак не поймет ни смысла урока, ни его цели? Листок был маленьким, немного обтрепанным. С одной стороны теснились записи хозяйственного толка, в основном породы рыб, размер и цена на рынке. Заметки были перечеркнуты крест-накрест. На обороте мелким и немного ученическим почерком — видимо, жена Ноира писала редко и мало — велась запись событий дня.

Авэи прочла и повела плечами. «Горизонт» — указание на несусветно раннее время, даже самые строгие наставники замка сирен не настаивают на столь раннем подъеме. Это жестоко. Жена Ноира поднялась и пошла на рынок в полнейшей темноте, когда небо почти сливается с морем. Авэи отложила листок и осторожно глянула на араави. Граат щурился, пряча лукавую усмешку:

— Вот ты прожила счастливый день с великолепным мужем Ноиром. Прочти записи еще раз. Не спорь.

Авэи прочла и получила указание читать снова, и еще раз — семь чтений подряд.

— Седмица семейного счастья, — отмерил время араави. Помолчал, снова наполнил кубок: — Пей, не страдай. Ты пока что здесь и все хорошо, счастье еще не обрушилось на твои хрупкие плечи всей тяжестью повседневности. Скажи мне, если можешь прямо теперь обдумать прочитанное: ты именно об этом мечтала? День за днем уже двадцать лет жена Ноира проделывает одну и ту же работу. Полагаю, теперь ты научишься уважать ее труд и ее смирение. Прочти лист столько раз, сколько дней в году, и ты проживешь ее год… Авэи, не молчи, скажи мне, такова ли твоя мечта?

— Но я же думала…

— Вернемся к голосу с медом и рассудку без трещин. Авэи, запомни очень старательно: в замке вас учили тому, как все должно быть, но в жизни никогда не получается «как должно». Ты веришь, что твой голос имеет силу полного убеждения? Разочарую: нет в действительности непреодолимой власти сирен, есть лишь обман, который люди сами создают для себя и окружающих. Лучших из вас, сладкоголосых, хищно разыскивают на лицах, в движениях, в оброненных словах и взглядах пустые мечтания слабых и азартные прихоти жадных. Люди сами обманываются, порой даже слишком охотно. Вы лишь добавляете красок их грезам и превращаете подлинную жизнь в сон… Подумай. Не спеши. Те, кто по слову, по одному намеку, нарисовали для тебя портрет безупречного Ноира, не использовали мед и яд звучания, они всего лишь вдохновенно и умело лгали. А ты, милая простушка, сама украшала их ложь и умножала. Семь дней назад я потерял не худшего ученика этого замка: мальчик подал прошение владыке Роолу напрямую и свиток доставили на Гоотро. Сирену уже везут на Итоозу, и я ничего не могу изменить. Он не получит исполнения мечтаний, но разве в том вина лишь моих врагов и моя? Они преуспели, я недоглядел. Истина же состоит в том, что человек всегда отвечает за свои ошибки сам, если они достигли определенной черты и неисправимы. Ты поняла?

Авэи тихо кивнула, чувствуя себя оглушенной и жалкой. Глаза помимо воли скользили по ровным ученическим буквам. Жизнь жены Ноира казалась кошмаром. День за днем — ни капли радости и ни мгновения отдыха. Нет никаких таоров и блистательных приемов, нет изысканных нарядов и восхищенных взглядов. Только стирка, тяжеленная корзина со съестным, угли очага, разделка рыбы и сопливые детишки… Авэи передернуло от отвращения. Снова она лжет себе. Ничего этого не было бы! Сколько можно оберегать себя от понимания худшего… Боу жил и лечился в замке несколько недель в сезон дождей, сыну Лооты не надо было говорить ни единого слова, чтобы сделалось понятно, какова участь сирены на востоке. Именно ее и следует видеть за ловко сотканными занавесями мечтаний. Грязную, страшную и беспросветную.