— Твой народ, князь, кажется, счастлив встречать тебя, — с улыбкой кивнул Болеслав. — С трудом верится, что эти же люди изгнали тебя.

— Мне тоже не хочется в это верить, — ерзнул в седле Изяслав.

Болеслав продолжал улыбаться и разглядывать киевский люд. Жена его отца тоже была родом отсюда — дочь князя Владимира Крестителя. Но она не сумела привить сыну добрых чувств к своим соплеменникам. Не признававшие власти римского понтифика, русы оставались для него высокомерными варварами. Великий князь киевский не должен ладить со своим народом. А также с младшими, подколенными князьями. Болеслав был намерен приложить все усилия, чтобы подданные Изяслава снова вызверились на него. Сделать это тем проще, что можно одним махом убить двух жирных зайцев. Киевское княжество следует ограбить, выжать из здешних людишек столько золота, сколько душа попросит. Изяслав, хотя и старше, не посмеет перечить, он — как пучок длинных перьев в навершии шлема, которые ветер гнет в любую сторону. И если русы не обозлятся в конце концов на своего князя, Болеслав был готов съесть на обед тот самый пучок перьев.

Пир во всех княжьих теремах, на Горе и против Софии, гудел три дня. Отзвуки его проникали даже в темную яму под срубом на заднем дворе, с одним щелястым окошком и глухо заколоченной дверцей.

— Пирует князь, — в десятый или двадцатый раз вздыхал Душило. — Тарасий… Слышь, Тарасий?.. Да ты где, отче?

— Здесь я, где мне еще быть, — смиренно, в молитвенном настрое отвечал иерей.

Когда поп Тарасий прибежал на Подол, прознал там, что храбра уволокли дружинники. Он бросился на Гору и не успокоился, пока не сыскал место его заточения. Затем вновь встревожился. Душило не отвечал, а злорадные кмети на княжьем дворе рассказали, что бросили его в поруб прямо так, с торчащими в тулове стрелами. Тарасий ненадолго ушел, потом вернулся с сумой через плечо и попросил заточить его в тот же поруб. Кмети охотно исполнили просьбу.

В суме оказались кремень и огниво, малая церковная лампадка, много ветоши и сосуд с целебной мазью. Тарасий ловко извлек наконечники стрел из плоти храбра, прижег раны накаленным в пламени железным огнивом, смазал и крепко перевязал. Рог на лбу трогать не стал — невелик ущерб голове. Душило пошел на поправку и стал укорять Тарасия в недогадливости:

— Если б ты принес в своей суме маленького бычка… Что толку, что ты меня вылечил? Мы же околеем тут с голоду.

Кормили их хуже некуда.

— Как думаешь, Тарасий, станет Изяслав ублажать ляхов?

— Чего ж не станет? Они его друзья, а их князь ему родич.

— Ну, значит, плохо дело.

Снаружи раздались голоса. Душило прислушался.

— Никак сюда идут?

Застучали топоры, отдирая заколоченную дверь поруба. Напоследок сильно хряснуло, грохнуло, и дверь отвалилась. В ослепившем обоих просвете обозначилась голова.

— Эй, Душило! Ты живой тут еще?

— Князь!!! — радостно взревел храбр.

Князь сморщился и поковырял в ухе.

— Гляди, Тарасий, сам Изяслав Ярославич пришел меня освобождать. Знать, не забыл!

— Забудешь тебя, ага, — проворчал князь. Он был навеселе, стоял некрепко и говорил громко. — Как нужда приспеет, так Душила не дождешься — он, видишь ли, в порубе сидит-посиживает. Ну что, не насиделся еще? И чего это ты весь перемотанный?

— Так раненый же я. Чуть не помер, если б не поп Тарасий.

— Вот буйная голова! — князь всплеснул руками, но тут же снова ухватился за ободверину. — Он и в порубе найдет, как сослужить мне дурацкую службу. Ты пошто меня все время в печаль повергаешь, Душило?

— Прости, князь, не со зла, — повинился храбр.

В яму опустилась лестница.

— Ну вылазь, что ли, — дозволил Изяслав. — И попа прихвати. Чего ему тут куковать.

Выбравшись на волю, от яркого света Душило вдруг ослабел. Сел в траву, взялся за поврежденное плечо. Тарасий к нему — снял повязку, стал наново втирать мазь.

— А я-то хотел тебя на рать отправить, — разочарованно молвил князь. — Мстислава посылаю воевать Полоцк. Возьмет — будет там княжить. Всеславу изгоем быть на Руси.

— Постой-ка, князь. Тебе Мстислав ничего про меня не рассказывал? — догадался Душило.

— Ничего не хочу слышать, — быстро сказал Изяслав и закрыл ладонями уши. — Твой разбойный норов у меня уже вот где.

Он постучал себе по загривку и сел на землю рядом с храбром.

— А Мстислав Изяславич, — Душило попытался подойти с другого конца, — согласен?

— Княжить в Полоцке? А то как же!

— Да нет — меня в свою дружину взять. Мы тут с ним немножко поссорились.

— У тебя, Душило, голова в яме сыростью пропиталась? — осерчал Изяслав. — Как он может быть не согласен с отцовой волей?

Князь немного подумал.

— А если и своевольничает когда, так я за это не в ответе. Понятно?

— Ага, — кивнул Душило.

— Понятно, — подтвердил поп Тарасий. Он закончил перевязывать рану и отошел в сторону.

— Ну так, — князь потрогал пальцем плечо храбра, — когда исцелеешь?

— Да хоть…