– Нет!!! – в голос закричали Денис с мамой и стиснули друг друга.

Первый милиционер возвёл очи в потолок.

– Знаете, что? Разбирайтесь сами. Смотреть на это безобразие тошно.

– Ну, почему же тошно? – напевно начала Люция Куртовна, собираясь с мягкостью удава вновь расписать прелести ювенальной юстиции, но не успела.

Милиционеры повернулись к конфликту спиной и зашагали вниз по лестнице. Второй их них возмущённо сказал напарнику:

– Последние времена, слышь, настали: детей у матери забирают, полипы на теле детства…

– Во-во. И нас к этому гадству подключили, паразиты…

Люция Куртовна пожала плечами, обогнула Лабутиных, предупредила без малейшей досады:

– В другой раз, видимо, отъятие произведём. До скорого свидания, Зинаида Аркадьевна. Денис.

И она – вся воплощение улыбчивой жестокости – ускользнула в осенний пасмурный вечер. Словно ждал этого, – заморосил холодный дождь.

Лабутины долго стояли, обнявшись, не веря своему счастью. Потом Денис проговорил, судорожно вздыхая:

– Мам, я не хочу от тебя никуда.

Мама шмыгнула носом, смаргивая последние слезинки:

– А я отпускать не хочу… чудо-чадо моё бестолковое…

– Почему это… бестолковое? – примирительно поинтересовался Денис.

– Да потому это… Нашёл, кому душу открывать: исповедался окунь щуке под корягой…

– И что с ним сталось?

Он отлепился от мамы и посмотрел ей в глаза.

– А что с окунем станется? В щучий желудок попал, – усмехнулась мама. – Пойдём умоемся, поедим и спать.

– Пойдём, – облегчённо вздохнул Денис, а мама подумала: «Какой он у меня… большой-большой, а маленький», и провела ладонью по мягким мальчишеским вихрам…

Глава 8. ИЗЪЯТИЕ И ЗНАКОМСТВО С ИНТЕРНАТОМ

Ночью оба спали отвратительно: вертелись, часто просыпались в поту, дремали тяжело, с кошмарами расставаний и неудавшимися встречами. Наконец, под утро Денис не выдержал, перебежал к матери и приткнулся под бочок. Мама обняла его одной рукой, как крылом, и оба, наконец, крепко уснули.

Проспали, конечно. Часовые стрелки скользнули на восемь двадцать пять, когда мама сонно подняла голову, чтобы проверить, сколько ещё можно не вставать. Она взвилась на постели:

– Денька! Подъём! До уроков пять минут осталось! Бегом!

Денис, весь в остатках сна, побежал, спотыкаясь, в ванную, плеснул на лицо холодной воды, сходил по маленькому, поскакал одеваться.

– Учебники собрал? – спросила мама, лихорадочно нарезая колбасу и хлеб и засовывая бутерброды в мешочек.

– Щас!

В ранец вместе с учебниками и тетрадками он запихнул и завтрак.

– Ну, всё, День?

– Ага.

– Ну, пока, лети.

На пороге Денис всё же приостановился и посмотрел на маму.

– Чего? – сказала она

– Мам, нас не разлучат? – тревожно спросил мальчик.

– Я не дам, – твёрдо обещала она, и Денис со спокойной душой припустил в школу.

Он, понятное дело, успел только ко второму уроку, и Надя сообщила ему, что его отметили как заболевшего.

– Может, если отметили, что я больной, так и вовсе слинять? – пробормотал задумчиво Денис.

Надя возразила:

– А справка?

– Какая справка?

– Официальная. Что ты сегодня на больничном, а выйдешь через три дня? – напомнила Надя.

– Тьфу ты! Точно.

Денис скривил губы. А так здорово было бы… Он проглотил бутерброд с колбасой и сбегал к фонтанчику в фойе, чтобы попить. Прозвенел звонок, и в класс вошла Яна Михайловна Герамисова, по прозвищу Герань, их классный руководитель.

– Здравствуйте, садитесь, – привычным строгим голосом велела она и обвела взглядом ребят; наткнувшись на Дениса, приподняла чёрные восточные брови. – Лабутин, ты здесь?!

– Да, Яна Михайловна, – встал Денис. – Я не заболел, я проспал.

– Так будильником надо пользоваться, Лабутин, – раздражённо сказала Герань. – Слышал об этом предмете научно-технического прогресса?

– Ну, слышал, – пробубнил Денис, разглядывая поверхность своей парты.

– Что ж не завёл? Снова допоздна в компьютере зависал? – фыркнула русичка.

– Ничё я не зависал, – буркнул Денис.

– А, знаю-знаю, – с сарказмом подначила Яна Михайловна, – расхлёбывал последствия своей подставы.

– Чего?! – вскинулся Денис.

– А чего? Маму подставил, понаписал чушь всякую, и теперь ей судебный иск вчинят. А ты как хотел? Для омбудсмена каждое твоё слово – правдивое или лживое, без разницы, – предпочтительнее родительского.