Тугодум, который сидел, развалившись на стуле, и выковыривал ногтем мясо из зубов, поднял на него глаза.

— Кажется, это всё, чем занимаются учёные! — проворчал он. — Кучка праздных слабаков, вот они кто.

— Подумать только, — сказал Хит, морщась от неприятных предчувствий при каждой вспышке молнии, — не хотел бы я оказаться на улице в такую ночь. Знаешь, могу поклясться, что погода становится всё хуже.

Тарп Хаммелхэрд поёжился и подошёл к плите, чтобы погреть руки.

— Одно небо знает, каково сейчас, должно быть, в Дремучих Лесах, — заметил он. — Я надеюсь, капитан Прутик в безопасности.

Хит обернулся к нему, и шрамы у него на лице задрожали.

— А что если он никогда не вернётся? — спросил он. — Неужели нам придётся всю оставшуюся жизнь провести в этой тесной, маленькой комнатке?

— Капитан позаботился о нас, — сказал Тарп. — Самое меньшее, что мы можем сделать, — это ждать его здесь.

— Да, но сколько ждать? — настаивал Хит.

— Столько, сколько потребуется, — твёрдо ответил Тарп. Градины стучали в оконное стекло, заглушая звук его голоса. Тарп вздрогнул и выглянул в окно. — Да защитит тебя небо, капитан Прутик! — прошептал он. — Пусть удача сопутствует тебе в поисках членов экипажа, которым повезло меньше, чем нам…

— И возвращайся как можно быстрее! — добавил Рован Хит.

Великий Рынок Работорговли Шрайков не был похож ни на что ранее виденное Прутиком и Каулквейпом: расползающийся во все стороны лабиринт простирался на огромные расстояния, так что не хватило бы целого дня, да и ночи, чтобы пересечь его из конца в конец; впрочем, в этом месте, куда никогда не проникал солнечный свет, и потому освещенном горящими лампами и потрескивающими факелами, время вообще не имело значения.

Друзья быстро шли по висящим в воздухе мосткам, по верёвочным лестницам. Налево, направо. С одной площадки на другую. Казалось, будто их проглотил какой-то огромный страшный зверь и теперь они блуждают по его внутренностям. Вверху, внизу, со всех сторон их окружала лихорадочная суета, потому что жизнь бежала по венам этого чудовищного организма. Воздух казался застоявшимся, оранжево-красным и пульсировал подобно бьющемуся сердцу. На первый взгляд — хаос, однако при ближайшем рассмотрении обнаруживался скрывающийся за ним порядок, общая цель.

Друзья проходили мимо мелкорозничных торговцев; магазины, лавки, переносные раскладные столики… Продавцы, съехавшиеся со всех концов Края, пытаясь привлечь внимание покупателей, кричали о том, что такого прекрасного товара по таким ценам они больше нигде не найдут. Одна торговка, которая устроилась на платформе прямо у них над головами, одинокая троллиха с белой кокардой, пришпиленной на высокую, украшенную перьями шляпу, продавала блестящие драгоценности.

— Гляди! — воскликнул Каулквейп. — Они живые!

Прутик пригляделся. Парнишка оказался прав. Все ожерелья, браслеты и броши блестели не из-за драгоценных камней, а благодаря живым светлячкам, которые были в них закреплены тоненькими проволочками, опутывавшими их горящие брюшки.

Шпулер кивком указал на их с Прутиком тела, слабо светящиеся в тени платформы.

— Лучше отсюда убраться, пока она не решила и нас двоих использовать!

Они пошли дальше: мимо подвешенных клеток, набитых птицами, корзин с рептилиями и насекомыми, мимо умирающих деревьев, из которых вынули сердцевину, с решётками в зияющих дуплах, ставших клетками для древесных медведей и белошеих волков; мимо рядов спящих лесных летучих мышей, лапы которых были привязаны к ветвям кожаными шнурками.

Некоторое время спустя Прутик остановился у лотка с едой, где продавец, подобно несчастному гоблину, которого они видели раньше, торговал сосисками из тильдера и отбивными из лесной свиньи, шипевших и поджаривавшихся в подвесной печи. Прутик купил три отбивные и три ломтя древесного хлеба, раздал их друзьям, и они ели на ходу, продолжая свои поиски.

— Что-нибудь, чтобы утолить жажду?

Прутик задержался. Каулквейп и Шпулер остановились рядом с ним. К ним обращалась гэбтроллиха. Она была сутулой, с бородавчатой кожей, круглые зелёные глазные яблоки качались у неё на концах длинных стебельков, и она смачивала, облизывала и чистила их своим длинным языком. Бр-р-р! Она отвела глаза от своего дымящегося горшочка и стала пялиться на них.

— У меня лучшие чаи из трав на всём Рынке Рабов, — сказала она им, и глаза закачались на гибких стебельках. — Ты, — начала она, фокусируя взгляд на Каулквейпе, — тебе я бы порекомендовала выпить отвара из волосатой полевой горчицы и лесного яблока. Он укрепляет робкие сердца. И это отличное средство от головокружения. — Она улыбнулась Шпулеру, и её язык с шумом облизал глазные яблоки, глядящие на него. — Для тебя подойдёт лесной комфрей, я полагаю. Это хорошее средство для поднятия настроения. — Она снова улыбнулась и облизала глаза. — А ты как раз выглядишь так, будто тебя надо подбодрить.