Ольга по плечо закатала рукав. Сине-зеленые буквы поблекли, но по ним было видно, что кожа на ее руке когда-то была более упругой. Впрочем, мне показалось, что надпись «Brando forever» [20] вполне успешно прошла испытание временем. Однако от ее любви к актеру с тех пор не осталось и следа. Когда я спросила ее, обожает ли она его по-прежнему, Ольга посмотрела на меня с удивлением и сказала:

— Магда, извини, но разве ты не замечаешь, как он растолстел? И похоже, у него не самый легкий характер.

На этом она сочла тему исчерпанной и снова стала рыться в ящике своей тумбочки. Достала оттуда пачку сигарет «Белга» и села в кровати.

— Ты куришь?

Я кивнула, вспомнив о том, что уже довольно давно обхожусь без сигарет. Самый подходящий момент, чтобы бросить курить. Но Ольга так не считала. Шажками робота она подошла к инвалидной коляске, стоявшей, как обычно, в углу. Я сделала попытку приподняться в кровати, не сводя глаз с круглых липких стикеров у себя на груди.

— Ольга, я не могу, я привязана.

— Да выдерни ты эти провода, Магда!

— Но…

— У тебя сердце работает или как?

Мое сердце работало. Я выдернула провода и стала смотреть на красные следы от липучек. Ольга подкатила к моей кровати инвалидное кресло. Я осторожно спустила здоровую ногу на пол. Ту, что держалась на опоре, мне пришлось доставать, словно посторонний предмет.

— И сколько мне еще так мучиться?

— Мануальщики делают чудеса. Опирайся мне на плечи! — приказала Ольга и повезла меня по длинному больничному коридору.

Я боялась, что какая-нибудь сердитая медсестра загонит нас обратно в палату либо мы вызовем подозрения у посетителей. Но, как ни странно, мы не очень бросались в глаза, проезжая мимо больничных каталок и детей, прыгающих от скуки на месте. Я показала на стрелку под самым потолком, которая указывала путь в комнату для курения. Ольга помотала головой и, проехав еще немного вперед, свернула в коридорчик, ведущий в столовую.

— Ты хочешь в столовую? — спросила я.

— Нет, и тут нормально, — сказала она и поставила мое кресло прямо под объявлением о том, что курить запрещено. Я указала ей на это объявление.

— Но разве это не приятно — делать порой то, что нельзя?! — воскликнула Ольга с наигранным возмущением.

Не успела я и слова вымолвить в ответ, как она уже сунула мне в рот сигарету и зажгла ее. Я почувствовала, как никотин доходит до самых кончиков моих пальцев.

Я превратилась в Магду с бритой головой, в очках, как у мишки панды. Рядом сидела моя подруга Ольга с наколкой имени актера, который теперь растолстел и стал брюзгливым. Мануальщики делали чудеса, а мы курили в неположенном месте. В жизни все бывает порой на удивление просто.

Каждый день меня навещали: родственники и друзья. Некоторых из них я до этого не видела годами. Они, похоже, договорились между собой и все четко распланировали, лишь бы не допустить у меня даже мысли об экзистенциальном одиночестве. Это помогало. В этом было даже что-то трогательное. Я всегда по шагам в коридоре старалась угадать, кто сегодня собирается дежурить у моей постели. Если какая-нибудь скучная тетка, я превращала разочарование в благодарность с внутренней готовностью, которая вызвала бы экстатическую радость у мамаши Мириам с курсов TRIP.

Обычно они являлись по двое, чтобы снизить вероятность возникновения неловких пауз. С робким любопытством, неуверенной походкой они подходили ко мне и осторожно меня чмокали. Я улыбалась всегда почти одинаково — извиняющейся и одновременно обезоруживающей улыбкой, чтобы несколько компенсировать шок, который вызывала в них моя новая внешность. Посетители вначале пытались немного шутить, осторожно интересовались моим самочувствием, а потом начинали нести разную чушь о телепередачах, о королевском доме, о клубах по интересам, о вкусных блюдах из рыбы, об усилении позиции крайне правых, о курортах подешевле, затем снова, словно невзначай, возвращались к теме моего самочувствия, чтобы немедленно перейти к обсуждению кошмарных опозданий электричек, любовных неурядиц незнакомых мне людей, ремонту фасадов, снижению числа рабочих мест, философским текстам песен, политическим скандалам и погоде.

Однажды пришли вместе даже оба моих родителя. Они забывали себя и на пару минут вновь находили в бесконечно повторяющихся воспоминаниях о своем веселом прошлом. Вздыхали с довольными улыбками, бросая быстрый взгляд в мою сторону, потом отыскивали какой-нибудь камень преткновения и покидали больничную палату, продолжая сдержанно друг с другом спорить. Это вызывало во мне странное чувство повторения чего-то давно знакомого.

Даже Катя с Брамом пришли один раз в виде посетительской пары. Катя ворвалась в палату со словами: «У меня уже целых три дня понос» и «Через месяц я еду в Мозамбик». Брам трусил следом за ней с передачей для меня в руках.