Когда мои посетители расходились по домам, мы с Ольгой начинали смотреть телевикторины. Я громко кляла собственное невежество, казавшееся просто вопиющим на фоне Ольгиных быстрых и в основном правильных ответов.

— Магда, я смотрю викторины с тех самых пор, как изобрели телевизор, — пояснила она с гордой ухмылкой и постучала себя по голове. — Все остальное — память. Но после стольких лет с клиентами это немудрено.

Когда подходила к концу последняя викторина, она посылала мне воздушный поцелуй и немедленно засыпала. Я принимала таблетку валиума и в темноте вспоминала своих сегодняшних посетителей. Время шло, и неявившихся оставалось все меньше и меньше. Я говорила себе в утешение, что моему пропавшему принцу на его моторизованном коне неоткуда знать, где я, а Бенуа и Ремко еще придут. Сядут по обе стороны моей кровати и начнут орошать мои руки слезами. «Ну-ну, перестаньте», — скажу я им, брошу пару слов о благе прощения и пообещаю, что все уладится.

Спустившись вниз к панели со звонками, я разгадал ее игру. На ее лице сквозила мрачная веселость неспящей, которой уже нечего терять, кроме себя самой. Скрюченными из-за утраченного покоя пальцами она водила по табличкам с фамилиями. Мышцы ее рук были напряжены, и, когда она слегка переступала на своих высоких каблуках, ее ноги тоже дрожали. Но в тусклых зрачках змеились кольца лавы, которая скорее взорвется, чем прогнется; это оживило во мне воспоминания, согревавшие меня изнутри. От этой женщины одновременно веяло опасностью и теплом моей матери.

По понятным причинам я никогда не посещал церковь. Меня тошнило от мысли, что где-то есть Бог, спокойно взирающий на разрушение его творения. Поэтому я всегда отрицал его существование. Когда настырные «свидетели Иеговы» как-то раз спросили меня, верю ли я в будущее, я торжественно ответил: «Еще совсем недавно рекламные щиты обещали нам светлое будущее в оранжевых тонах, но, по моему скромному мнению, оно все такое же черное».

В моем мыслительном арсенале не было таких понятий, как «судьба» или «предназначение». Свою жизнь я рассматривал как цепочку досадных случайностей и неправильных решений. Метафоры и символы уместны в рассказах писателей, а не в действительности, в беспорядке нагромождающей произвольные фрагменты.

Но эта девушка, что не могла уснуть и была так похожа на мою мать, пришла рассказать мне, что в жизни все взаимосвязано. Она, похоже, собиралась указать мне на поворотный момент в конце первого акта моего существования и подчеркнуть, что второй акт логически из него вытекает. Она с улыбкой опустит цепочку событий, по ходу которых она спешит на помощь антигерою в главной роли, чтобы перейти к заключительной сцене, в которой она, словно при замедленной съемке, развернется от кухонного стола и протянет мне тарелку со съедобной мордашкой. В эту минуту меня захлестнут эмоции и я в слезах покрою поцелуями ее лоб.

В ту ночь, когда она нажала на звонок квартиры Де Хитера, моя рука уже лежала на трубке домофона.

Голос у нее громче, чем у моей мамы, и в нем не слышен диалект нашего морюшка. Я обдумывал вопросы, на которые она даст ответ и тем самым снова вдохнет в меня жизнь.

— Ты никогда не спишь? — спросил я, появившись перед ней впервые.

— Очень мало, — ответила она, и по ее молчанию я догадался, что, если я сейчас спрошу: «Почему?» — это может ее испугать.

И тогда я сказал:

— Как и я.

— Почему? — спросила она.

Я пожал плечами и предложил сходить чего-нибудь выпить. Она считала, что все уже закрыто, и тогда я повел ее в «Спорткафе». В углу на диванчике спал с открытым ртом какой-то престарелый тип. За столом чуть подальше сидел «укурок», бессмысленно глядевший на спящего. Что-то подсказало мне, что это не самое подходящее место для первого свидания с молодой женщиной.

Майя перекинула свой плащ через сиденье у барной стойки и села. Подтянула на сиденье ноги и стала деловито скручивать папироску.

— Сейчас ты похожа на белочку, — сказал я.

Ее это рассмешило.

Она жадно допила белое вино из своего бокала и заказала новый. Поднесла бокал к губам и твердо посмотрела на меня, прищурив ресницы.

— Это правда. Я довольно много пью в последнее время. И мне уже все равно, — громко добавила она, с раздражением выпутывая из волос веточки жемчужного дерева.

— Сильные женщины часто бывают пьющими, — сказал я.

— Ты случайно не знаешь моего дядюшку Хюго? — спросила она.

Я подумал, что это шутка, и ответил утвердительно. И тогда я услышал рассказ, в который не вписывалась картина сливочно-шоколадного детства, которое я ей мысленно пожелал. В самом конце рассказа она удивленно на меня посмотрела и сказала:

— Эй, да не смотри на меня так! Это ведь уже давно все было.

— Но разве это существенно, давно или недавно?

— Может быть, и нет. Но человек все равно должен идти вперед.

— И куда же?

— Не важно. Я хотела сказать, что нужно просто не слишком сильно зацикливаться.