Варшавский Владимир Сергеевич
Шрифт:
До чего развязен Гуль. Я с ним еле-еле знаком, а стиль его писем — вполне панибратский, вплоть до слова «говно» [178] .
До свидания, cher ami. Не забывайте меня в одиночестве и немощах.
Ваш Г. А.
24
104, Ladybarn Road Manchester 14
20/I-56
Дорогой Владимир Сергеевич
Спасибо за письмо, тем более что я не ответил Вам на предыдущее. Вы пишете: «по моим соображениям оно должно было Вас разозлить». Кажется, так и было, и Вы оказались сердцеведом! Не помню точно, в чем было дело, но помню, что разозлился.
178
В недатированном письме (середины ноября 1955 г.) Р.Б. Гуль охарактеризовал так газету «Наша страна» (Beinecke. Roman Gul’ Papers. Gen MSS 90. Box 1. Folder 6).
Поздравляю с выходом книги! Жду ее с нетерпением. Конечно, я о ней напишу [179] , каковы бы ни были Ваши возмутительные в ней мысли! Уверен, что будет о чем писать. Кстати — как Вы предлагаете — хочу все написать о Достоевском, в частности, о восхитившем Вас «Подростке». Там есть одна глава, которую я никогда не мог читать без волнения и почти слез, как это ни глупо: когда мать приходит к болвану-герою в пансион Тушара. Помните? Никто в мире этого не написал бы, — хотя, два часа назад, читая со студентами главу о самоубийстве Анны Карениной, я все думал то же самое: никто в мире… У Т<олстого> при этом есть спокойствие в самом волнении, чего нету Д<остоевского>. Но, конечно, Д<остоевский> — гений, сверх-гений кое-где, и все бунинские доводы смешны, когда одну такую страницу вспомнишь.
179
Статья была опубликована два месяца спустя: Адамович Г. О христианстве, демократии, культуре, Маркионе и о прочем // Новое русское слово. 1956. 25 марта. № 15611. С. 8.
Перейдем к делам житейским: Рейзини. Я получил, уже здесь, вызов в америк<анское> консульство в Париже «для информации». Если бы не вызвали других, я бы не знал, в чем дело. Но вызывают сотрудников «Чисел» — и спрашивают, что вы знаете о Р<ейзини> [180] . Я жалею, что не мог дать сведений, п<отому> что хотел бы ему помочь.
Еще житейское дело: Яновский. Что с ним? Меня просила позвонить в Париже Буба Грж<ебина> [181] , специально, чтобы сказать, что он в страшном смятении и расстройстве, и просила ему написать. Я ему напишу [182] , но мне не нравится, что из-за литературных распрей он «выгнал» Вас с квартиры, о чем я Бубе и сказал. Напишите мне об этом, как и что, т. е. что между Вами произошло.
180
В опубликованной несколько месяцев спустя хроникальной заметке «Дело Николая Рейзини» сообщалось: «В Нью-Йорке, где Рейзини прожил 9 лет и заработал громадное состояние, в последнее время агенты иммиграционного департамента допросили многочисленных русских свидетелей» (Новое русское слово. 1955. 2 октября. № 15436. С. 3). См., в частности, письмо Г. Газданова М. Слониму от 5 февраля 1956 г., в котором с юмором описана сцена допроса: Howard Gotlieb Archive Research Center. Boston. Marc Slonim Papers. Box 22. Folder 2.
181
Гржебина Ирина Зиновьевна (домашнее имя Буба или Бэби; 1907–1994) — средняя из дочерей издателя Зиновия Исаевича Гржебина (1877–1929), танцовщица, хореограф и педагог, создавшая в Париже хореографическую школу русского балета и ансамбль «Русский балет Ирины Гржебиной». Балетная студия Ирины Гржебиной находилась по адресу: 11, rue Jules Chaplain. Подробнее см.: Гржебина Е. З.И. Гржебин — издатель (по документам и воспоминаниям его дочери) // Solanus. 1987. Vol. I. P. 4–40; то же: Евреи в культуре русского зарубежья: Сборник статей, публикаций, мемуаров и эссе. Иерусалим, 1992. Вып. 1. С. 146–168; то же: Опыты: Эссе, публикации, рецензии, хроника. СПб.; Париж, 1994. № 1. С. 177–206. В 1920-1930-е гг. у Яновского был роман с И.З. Гржебиной.
182
Ближайшее из сохранившихся писем Адамовича Яновскому датировано 14 марта 1956 г. (BAR. Coll. Yanovsky. Box 1. Folder 1).
В Париже я крутился в вихре света, все еще существующего. Был даже блоко-достоевский вечер при полном зале [183] . Иваску я посылаю письма Гиппиус и немного Бунина: там много он может выбрать для «Опытов» (у Гиппиус) [184] . Я в ужасе от писем Цветаевой к Штейгеру [185] : стыдно читать, но Иваск утверждает, что это замечательно, а я Цвет<аеву> будто бы «не понимаю». Представляю себе барончика при чтении этого влюбленного бабьего бреда! Пишите, cher ami. Всегда мне радость Ваши письма, даже если и разозлюсь.
183
Литературный вечер, посвященный 75-летию со дня смерти Достоевского и 75-летию со дня рождения Блока, был проведен Объединением русских писателей в Париже 12 января 1956 г. в зале Русского музыкального общества за границей. Адамович произнес на вечере вступительное слово.
184
В «Опытах» были опубликованы фрагменты писем Бунина к Адамовичу, посвященные Чехову: Бунин И.А. О Чехове (Из писем Г.В. Адамовичу) // Опыты. 1956. № 6. С. 25–27. Письма З.Н. Гиппиус к Адамовичу в «Опытах» не появились и были напечатаны гораздо позже: Intellect and Ideas in Action: Selected Correspondence of Zinaida Hippius / Comp, by Temira Pachmuss. Miinchen: Wilhelm Fink Verlag, 1972. P. 332–447.
185
K.C. Вильчковский опубликовал в трех номерах «Опытов» письма М.И. Цветаевой А. Штейгеру (в общей сложности 14 из 27): Цветаева М. Письма Анатолию Штейгеру // Опыты. 1955. № 5. С. 45–67; 1956. № 7. С. 8–18; 1957. № 8. С. 21–25.
Ваш Г. А.
25
Manchester
30/I-56
Дорогой Владимир Сергеевич
Получил сегодня Ваше письмо. А три дня назад получил и книгу, возмутившись, что она без подписи! Оказывается, с подписью еще придет.
Сейчас я пишу статейку о Блоке для Р. Гуля, у меня очень много работы в университете, пишу урывками, кончу на этой неделе — надеюсь, т. к. он торопит. Открыл Вашу книгу, стал читать, взволновался в «вихре мыслей» — и отложил ее, чтобы не мешать Блоку. Я — не из тех гениальных людей, которые умеют думать о двух предметах сразу и даже сразу писать две книги. Меня всякая тема «поглощает». Оттого я Вашу книгу и отложил. Напишу о ней — и пошлю в «Н<овое> р<усское> с<лово>» — приблизительно через неделю.
Первое впечатление — не от чтения, а от просмотра только. Сначала странное: справочник по истории младороссов и проч. Настоящее, Ваше — дальше, и оно-то меня и задело!
Очень хорош тон, сущность — благородно, анти-суетливо, достойно, человечно, все. Но с мыслями я не согласен «до мозга костей». Ваша книга в сущности — католическая, но стремление спасти все, и овец, и волков. Вы как будто считаете христианским все, что Вам по душе, а в особенности машины и прогресс. Чеховская фраза о «паре и электричестве» [186] — именно Чехова, и в его стиле не лишена пошлости, чего, к счастью, нет у Вас. Все это, голубчик, страшней, сложней, ужаснее, вопреки Вашему Бергсону. Кстати, и о Ницше — что Вы о нем написали!! [187] Ницше, весь измученный, в сто раз больше может научить христианству, чем Бергсон со своими рассуждениями. И Маркион! У Вас знак равенства: декаденты из «Чисел» — Маркион. Но Маркион — в глубочайшей сущности Евангелия, которую церковь должна была отвергнуть, что бы она об нем ни думала. Не «Числа» с Маркионом, а русские сектанты с ним, которым было ясно, что если выбирать между Христом и прогрессом, колебаний быть не может. Помните ли Вы, что Шестов писал о маркионизме Толстого? [188] Кстати, как жаль, что единственная умная и хорошая книга о М<аркионе> — Гарнака [189] — не переведена на другие языки. По невежеству в немецком языке я читал ее урывками, с чужой помощью: да, это только гипотеза, но это и ключ к христианству, иначе не объяснимому.
186
Варшавский в книге соглашался с высказыванием Чехова: «В электричестве и паре больше любви к человеку, чем в целомудрии и воздержании от мяса» (из письма Чехова к А.С. Суворину от 27 марта 1894 г.). В новой редакции книги Варшавский оставил этот пассаж без изменений.
187
Ницше был упомянут Варшавским именно в связи с Бергсоном: «В знакомой мне эмигрантской литературной среде Бергсона не любили. Поколению, выросшему на Достоевском, Ибсене, Ницше, Розанове, музыке Вагнера и декадентских стихах, слишком академическая проза Бергсона была не по душе. Говорили, что книги Ницше написаны кровью, а книги Бергсона чернилами и т. п. При этом не замечали, что своей точной классической прозой Бергсон сказал о “несказанном” больше всех символистов и выразил идеи, более смелые и, с точки зрения здравого смысла, более безумные, чем взвинченные выкрики многих патентованных безумцев».
188
Л. Шестов писал об этом в связи с книгой Адольфа фон Гарнака (Harnack; 1851–1930) о Маркионе: «Он прибавляет, что в последнее время Маркион вновь явился цивилизованному миру в образе… кого бы вы думали? В образе Льва Толстого, который со всем как когда-то Маркион возвестил “свое” Евангелие и, тоже как Маркион, очистил Евангелие от всего, что не соответствует нашим, взятым у греков, представлениям об истине и добре, т. е. что не удовлетворяет теоретическую потребность и тем делает ценность самой жизни сомнительной. Гарнак, правда, все же продолжает говорить о вере, как говорят о вере и Маркион и Соловьев. Но вера давно уже отлетела туда, где с нее не спрашивают оправдательных документов, — и вместо веры в руках осталось только то, что “понятно, желательно и спасительно само по себе” и что новый Маркион, Толстой, просто называет совестью и разумом» (Шестов Л. Умозрение и апокалипсис (Религиозная философия Вл. Соловьева) // Современные записки. 1927. № 33. С. 305).
189
В книге «Маркион, Евангелие о чуждом Боге» (1921; 2-е изд. 1924) Адольф фон Гарнак по цитатам из трудов ересиологов восстановил текст маркионовского канона: HarnackA. Marcion: Das Evangelium vom fremden Gott. Leipzig, 1921.
Ну, assez [190] . Конечно, я всего этого в статье не напишу, а если напишу, то с почтительным восхищением, как спор с великим человеком. В книге основное — благородство и какое-то спокойствие в доброте устремлений (т. е. анти-леонтьевщина, анти-Ницше, если Ницше прочесть поверхностно) действительно замечательны. Но машины враждебны Евангелию не сами по себе, а, т<ак> сказать, «физиологически»: они рождают иной душевный состав, и насчет будущих атомных инженеров, помышляющих о Царствии Божием и спасении душ, у меня очень большие сомнения.
190
Довольно (фр.).
С удовольствием прочел о соловьевском «Антихристе» [191] . Более лубочной театральщины нет на свете, разве что письма Цветаевой к Штейгеру, Вас — увы! — восхитившие!
Написал бы я Вам еще много, да некогда. Кроме того, книгу я именно перелистал, а не прочел. Конечно, по суетности, прочел и все, меня лично касающееся — спасибо! А с особенным удовольствием прочел свою цитату — забыл ее, — о «добродетельной кашке» Фондаминского и Ко на лампадном масле. Совершенно верно, я бы и теперь то же написал [192] .
191
Адамовичу понравилась характеристика Варшавского соловьевской «Повести об антихристе»: «Необыкновенный успех этой злополучной “гениальной” повести очень помешал делу пропаганды основной соловьевской идеи» (Варшавский В. Незамеченное поколение. Нью-Йорк, 1956. С. 243).
192
Сравнивая «Новый град» с «Числами», Варшавский привел цитату из довоенной статьи Адамовича: «Еще гораздо страннее (если бы не была так давно знакома) — добродетельная новоградско-утвержденская модернистическая кашка из приторно нестеровского православия и социалистических “достижений”, вся эта вообще революция на лампадном масле» (Адамович Г. Комментарии // Числа. 1933. № 7/8. С. 156). Позже, перерабатывая ранние публикации «Комментариев» для книжного издания, Адамович снял весь этот абзац.