…В доме сыро было от первоснежья ноябрьского, дом мой ветх был, и героическая, огненная тень бывшего боевого генерала-хозяина не спасала меня от сырости…

Я затопил камин — эта роскошь генеральских времен еще дымила в доме моем…

Я вспомнил Ивана Бунина, классическую, византийскую поэзию которого я, кстати, люблю больше его слезливой, старческой, похотливой прозы:

…Что ж, камин затоплю, буду пить,

Хорошо бы собаку купить…

А у меня была Эфа…

Я надел давно дырявые шерстяные носки и сел к огню…

Раньше такие носки я выбрасывал, но нынче, в блаженнейшую эпоху демократии, мне казалось, что дырки так же необходимы носкам, как вентиляция домам.

Я уверен, что скоро какой-нибудь очень предприимчивый, талантливый бизнесмен начнет выпускать дырявые — для вентиляции — носки и заработает миллионы на этом блефе, ведь нынешняя Россия, или РФ — страна сплошного, необузданного, необъятного обмана, блефа, диавольской, скоморошьей пантомимы и, как нагой череп, скалящегося со всех телекиноэкранов блудливого глумословия…

А в древней Книге сказано, что в аду глумословов будут вешать за язык, а ростовщики будут вечно перебирать, пересчитывать дрожащими пальцами огненные монеты…

Увы! Увы!..

Но!..

Но я сидел у огня и вспоминал разговор с Хасан-ханом….

Потом я ударил в ладоши, и явилась Эфа…

Я взял хлеб, и налил на него вино, и дал ей, но она не взяла… Она сыта была от живицы моей, от моего напрасного перламутра…

Мне стало не по себе…

Ужель это ее еда?..

Она легла у ног моих и уснула…

Я гладил ее по чутким рожкам…

Я обнаружил страшную, поразительную историю: вот эфа спит у ног моих…

И я говорю на русском языке — и она спит…

Тогда я говорю на английском и немецком — она спит…

Но вот я говорю на таджикском языке, на фарси, на языке древнеперсидских Царей: “Ман туро нагз мебинам! Ман туро нагз мебинам!.. Я тебя люблю!..”

И к моему древнему ужасу змея открывает глаза, и поднимает малахитовую головку, и желтый пламень в овальных значках оживает, как две неспокойные свечки…

Я понял: она знает, помнит этот язык…

Язык её Царей! да!.. Ее язык!..

…Ах, Эфа! Эфа!

Я думал, что я знаю всю! всю древнюю, дочеловечью Тайну твою!

Я много лет разгадывал Её!

Но рассказ Хасанхана о влиянии черешни на мужское семя еще более обогатил Тайну эту!..

Я вдруг понял, почему на древней миниатюре так блаженно ликовал Царь Дарий Гуштасп I, объятый тремя коралловыми эфами…

Тогда я не обратил внимания на то, что рядом с ним стояли огромные китайские фарфоровые вазы, наполненные малиновыми черешнями…

Цари вкушали эти страшные будоражащие ягоды…

Цари знали об их бешеном влиянии на семена мужей и на ставшие вдруг малиновыми, ослиными, воспаленно долгими зеббы-фаллосы их…

Цари знали, что они погибнут скоро, но они самоотверженно хотели нечеловеческого наслажденья — пусть даже ценой близкой смерти!..

Да?..

Эфа бездонно спала у моих ног…

Ах, подруга моя!..

А ведь я знаю тысячелетнюю, допотопную историю твою! Страшную Тайну дочеловеческую твою!..

Я много лет в Фан-Ягнобском ущелье изучал живую жизнь твою, и в древних самаркандских и бухарских книгохранилищах искал следы твои в увядших рукописях, манускриптах, поэмах….

И вот в Бухарском медресе Аль-Араби я нашел в рукописи стихи древнего тюркского поэта и ученого муллы Олжаса Иездигирта Сулаймони…

Гениальный словознатец Олжас Йездигирт Сулаймони высказал несколько гениальных догадок о первоязыке, на котором говорили Адам и Ева в раю.

А тот, кто слышит первоязык, — видит и первокартину первобытия! да…

Олжас Иездигирт Сулаймони пишет: “Известно, что при соблазненьи Адама и Евы присутствовали Лев, Павлин и Змей…”

…О!.. Тут я обомлел над рукописью…

Так вот этим дочеловеческим змеем, которого Господь сотворил раньше человеков, и была… Коралловая Эфа!..

Это она — Святая Змея Соблазна — склонила перволюдей к греху соитья!..

Это она вначале обвила девственный, спящий, как дитя, Фаллос Адама, и воздвигла, пробудила Его, и сняла с Него Первую сладчайшую, как бухарская халва, Живицу, Сперму, Семя, Жемчуг Человеков! Она!..