Айе!..

Я бился в сомненьях…

Но потом решился…

Я решил поехать на рынок и открыть тайну Хасанхану…

Только ему одному!.. Да он и побоится предупредить всех остальных…

А, может быть, ему и выгодны их смерти — меньше соперников в бизнесе?.. Не надо киллеров посылать?.. Киллеры уже сидят во чреве богачей…

А потом я заеду к Капе, и завтра же мы уедем на Кипр!..

Да!..

Я, наконец, решился!..

Я оделся, закрыл дом и вышел в снежный, заметенный двор — гаража у меня не было, машина стояла прямо у дома…

Я стал веником сметать снег с нее…

Голубые кремлевские ели оцепенело стояли в снегу, вспоминая Голубого Генералиссимуса, и как Он кормил голубых льстивых белок, белок…

И снег не смел осыпаться на Кормильца, хотя был ветер, ветер…

Это был истинный Властитель, истинный Пастух Народов… И это знали, чувствовали даже белки…

О Боже…Где нынче такие Пастухи?.. Остались только белки…

И тут я услышал, что кто-то робко, эскизно скребется, стучится в мою калитку…

Может быть, это сам Хасанхан, а я еду к нему, но он не может так тихо стучаться?..

Может, это Капа?..

Или поэт Z?..

Кто пришел в одиночество заметенное мое?..

Я открыл калитку…

Это она пришла.

Моя последняя любовь на земле…

Моя последняя жена на земле…

Та, которая должна проводить меня в смерть!..

Ангел Серебряные Власы…

…Так много людей помогало мне празднично и блаженно прожить мою жизнь…

Но кто поможет мне так же празднично и блаженно встретить смерть?.. Которая уже недалеко…

…Та девочка с велосипедиком и страшными вилами в мешке стояла передо мной…

Ангел Серебряные Власы…

Она и раньше была лишь дивным собраньем светящихся косточек, а ныне походила на череп и кости, которыми раньше предупредительно украшали электрические столбы, чтобы пугать мальчишек-верхолазов…

Только дымчатые, блеклые от болезни глаза-колокольцы еще более разлились на провалившемся личике, как талые озерца средь нищих озимых наших угодий…

Царь Дарий Гуштасп… Я убежала из больницы…

У меня был брюшной тиф… Всех бедных моих вшей убили, а меня наголо постригли…

Мои волосы продали — теперь все продают… Можно продать свои внутренности… мне предлагали…

…Ангел Серебряные Власы… где власы твои?..

…Я глядел на нее, как, наверное, мать-роженица впервые глядит на новорожденного ребенка, которого ей принесли…

Она была в том же павловопосадском, павлиньем платке, и в стареньких джинсах, и в куртке летней, и в той же вязаной шапочке, которая раньше едва сокрывала вмещала херувимские ее серебряные власа избыточные, а теперь голый, как яйцо, маленький, жалкий череп…

Потом, вкрадчиво ступая, как балерина на пуантах, по снегу молодому под голубыми елями, она вошла тихо в мой двор, и почему-то долго и удивленно оглядывала мою машину — быть может, узнала и машину, и меня, которому тогда, на болотах и туманах, лепетала о любви в духмяных, медвяных стогах, копнах, скирдах?..

Не знаю, не знаю…

“…Сударь, не желаете ли женщину? И древнюю русскую любовь в медовом стогу сена?.. Я умею щекотать, как русалка, до смерти!..”

…Но а сейчас мне жгуче хотелось помочь ей, искупать ее, накормить ее, уложить спать, и беречь ее сон от всех людей на земле…

И от себя, конечно…

Я вдруг почувствовал, что в жизни моей, довольно тусклой и бессмысленной, как у всех людей в безвременье Перестройки, — явилась звезда или скромней — свеча в ночи!.. да!..

Аня… Ангел… Тебе надо принять ванну, поесть и спать! спать! спать…

А потом, а потом мы поедем на Кипр!.. Там нынче тепло… море сонное доброе душистое легкое медовое море, как наше золотое сено…

Мы будем загорать на древних знаменитых Камнях, где некогда в пене явилась в мир богиня Афродита!. А теперь, в той же пене, явимся и будем ликовать мы!..

Я даже не понимаю: я говорю эти слова или мечтаю?..

Но, кажется, я говорю…

…Она улыбается какой-то нездешней, далекой, загробной что ли улыбкой?..