Шрифт:
— Ее имя? Конечно.
Бергенхем записал имя и фамилию в большой черный блокнот, прихваченный из машины.
— Где она живет?
Фон Холтен назвал адрес и добавил:
— Она живет одна.
— А как вы сами добирались?
— Пешком.
— По скоростному шоссе?
— Там есть пешеходные дорожки. Вдоль шоссе. И я живу не так далеко от озера. За полтора часа добрался.
— Я знаю, где вы живете. Но почему машину должна была забрать она?
— Мы иногда так делаем. У нее нет машины… а у меня есть еще одна, а это служебный автомобиль… Жена за машинами не следит.
«People ain’t no good», — вспомнил Бергенхем. Но кто он такой, чтобы судить? Он и сам согрешил недавно, в этом году. И это чуть не стоило ему жизни.
— Но она машину не забрала?
— Дурость какая-то, — пожал плечами фон Холтен.
— Почему? Вы с ней говорили?
— В том-то и дело… Я не могу ее найти. Никто не отвечает. Я поехал к ней домой и бросил записку в ящик, но она…
— Как она выглядит? — Бергенхем заглянул в блокнот. — Как выглядит ваша Андреа?
— Шатенка… довольно темная шатенка. Правильные черты… красивая, я бы сказал… Очень трудно кого-то описывать. Метр семьдесят… — Глаза фон Холтена округлились, и он уставился на Бергенхема.
— Что?
— Анд… Андреа… это не она там… погибла?
— Почему вы ничего не сообщили в полицию?
Фон Холтен внезапно заплакал. Сморщился, опять вытер рукой рот и крепко зажмурился, стараясь успокоиться.
— Нет… не может быть, чтобы это была она, — тихо сказал он, не открывая глаз.
— Вы же наверняка видели новости по ТВ. Или читали.
Фон Холтен открыл глаза и посмотрел в небо, где истерично хохотали чайки. «Birds ain’t no good».
— Я… я даже думать об этом не мог. У меня семья, а семья для меня очень много значит.
Бергенхем промолчал.
— Я знаю, что вы хотите сказать… всегда надо думать о случайностях.
Надо думать… Надо думать, прежде чем спускать с кого-то трусы. Может случиться все, что угодно. Он уже многого навидался за свою короткую полицейскую жизнь. Сначала в полиции порядка, потом в следственном отделе. Кого-то прямо на любовнице хватил инфаркт. Даже вынуть не успел. Дорожное происшествие в неподходящий момент. Нечаянно заперли в квартире. Избит там, где ни при каких условиях не мог и не должен был находиться. Не то время и не то место. Бергенхем подумывал, что это выражение не универсально. Можно правильно выбрать место, а время подгуляет. Или наоборот. Самое лучшее — быть в нужном месте и в нужное время. Всегда. Как, например, он сейчас. Может, он в эту минуту вносит решающий вклад в расследование.
— Вот именно, — сказал Бергенхем вслух. — Надо думать о случайностях.
— Я был не прав, — устало проговорил фон Холтен. — Следовало позвонить, но я надеялся, что она… что Андреа заявит о себе. И еще одно… она не собиралась звонить сразу, поэтому откуда мне было знать, что машина так и стоит…
— Она собиралась куда-то ехать?
— Да… Куда-то на юг. И должна была задержаться там на несколько дней. Может, она так и сделала? — Лицо фон Холтена просветлело.
— Может быть… но не в вашей машине. Машина стоит на месте.
— О Боже!..
В кабинете Винтера они показали фон Холтену фотографии, и его начало рвать прямо на стол. Винтер еле успел отодвинуть снимки.
— Принеси, пожалуйста, ведро и тряпку, — попросил Винтер Бергенхема, встал и налил в стакан воды. Приступы рвоты сотрясали тело незадачливого любовника. Винтер примерил расстояние до своего пиджака — тот был в безопасности — и подал фон Холтену воду. Вернулся Бергенхем, и они вдвоем не торопясь привели в порядок стол. Такое случалось не в первый раз, и в этом спокойствии, в этой будничности был смысл: это наша работа. Надо быть готовым ко всему.
Свидетель понемногу пришел в себя.
— Жуть какая… — пролепетал он.
— Это лицо вам знакомо?
— Нет… — Фон Холтен старательно отводил глаза от протянутого Винтером снимка. — Кто может узнать такое лицо? Это же не человек…
— Это человек, только мертвый, — сказал Винтер. — Мертвая женщина.
— Нет… не думаю. Это не Андреа.
— Вы уверены?
— Уверен в чем? — Фон Холтен позеленел и закрыл глаза. Они ждали. Вдруг его снова начало рвать, на этот раз в ловко подставленное Бергенхемом ведро. — Я ни в чем не уверен… — В глазах его стояли слезы. — Дайте, пожалуйста, полотенце…
Бергенхем подал ему бумажное полотенце, и фон Холтен вытер лицо.
— Не думаю, чтобы это была она… не похоже… по этому снимку. Не знаю, что сказать.
— Были ли у нее какие-то отличительные признаки? Родинки? Шрамы?
— Насколько я знаю… Откуда мне знать?
Винтер пожал плечами.
— Мы не были настолько… интимны в этом смысле… в том смысле, чтобы все показывать. Откуда мне знать, была ли у нее какая-нибудь родинка… ну, скажем, на внутренней стороне бедра?