Шрифт:
Его люди словно только и ждали этого приказа.
Не успели владимирские вятшие преодолеть и половину пути, как их уже обогнали всадники, во весь опор мчавшиеся к воротам. Охранявшие вход в город владимирцы, поняв свою ошибку, попытались преградить путь летевшим им навстречу московитам, как про себя они именовали людей князя Михаила, но было уже слишком поздно.
Всего несколько десятков стрел успели послать владимирцы в сторону быстро надвигающейся в сумерках темной массы, и всего несколько мгновений длилась потасовка, завязавшаяся у так и не запертых ворот. И вот уже мимо них, мимо упавших в снег стражников, словно бурная река, что прорвала запруду, хлынули в город сотни московского князя, быстро растекаясь по улочкам и проулкам, сметая все на своем пути, к главной цели — к детинцу. Там невдалеке, чуть поодаль от Успенского собора, епископского двора и Дмитровского собора, стоял великокняжеский дворец.
Дорогу к детинцу дружинники князя не забыли, а уж сам Михаил Ярославич и вовсе мог добраться до него с закрытыми глазами. Размахивая мечом, который, как оказалось, сегодня служил ему лишь для устрашения, князь диким ветром пролетел через Средний город, едва ли не первым примчался к воротам детинца, не поняв даже, что по какой-то причине стоят они распахнутыми, подлетел к крыльцу, спрыгнул с коня и побежал, перескакивая через ступеньки, наверх — к горнице, к великокняжеским покоям.
Однако покои оказались пусты: Святослав Всеволодович из города сбежал! Наступившая ночь не позволила тут же начать его поиски. Куда скрылся великий князь, никто из оставшейся в палатах дворни сказать не мог. Все клялись и божились, что он еще утром, никому ничего не говоря, спешно собрался и покинул город через Серебряные ворота.
«Опередили, видно, вестники меня! — с досадой кусал губы князь Михаил. — Не успел тепленького взять да в глаза ему глянуть, выведать, за сколько он отца моего продал».
Наблюдая за тем, как, сжимая сломанную в бессильной злобе плеть, мечется по палатам Михаил Ярославич, воевода думал о своем: «Хорошо, что Святослав сбежал. Иначе наверняка не видать нам Владимира, как своих ушей. Обороняли бы его не так лениво, как вышло теперь. В дружине Святославовой рубак отчаянных немало. Многие бы с обеих сторон полегли. И неизвестно, кто бы верх тогда одержал. Здесь уж никакая лихость нам бы не помогла».
Услышав раздавшиеся из большой горницы, в которой принято было принимать гостей, злобные выкрики своего князя, адресованные дяде, Егор Тимофеевич перекрестился и еще раз подумал о том, что побег Святослава — большая удача. «В такой-то злобе и до пролития крови недалеко, — поглядел он с укоризной в сторону горницы, где князь продолжал что-то кричать подвернувшемуся под руку Никите. — А ведь Святослав — какой-никакой, а дядя ему. А ну как нет на нем вины? Мало ли что в Орде болтают, и еще неизвестно, кто все это Александру поведал, а Михаил уж готов стрыя на меч поднять. Негоже это. Негоже».
Дружинники, посланные князем на поиски Федора Яруновича, явились ни с чем: дом его был пуст и, как сообщили допрошенные соседи, боярин вместе с семейством, еще до Рождества уехал из города. Известие это подлило масла в огонь.
Пока Михаил Ярославич бушевал в бессильной ярости в великокняжеских палатах, воины, пришедшие в город вместе с ним, делали свое дело — грабили под шумок зазевавшихся владимирцев, которые не удосужились покрепче запереть свои ворота. Правда, и крепкие запоры не всем помогли. В ту ночь из нескольких десятков богатых дворов едва ли не подчистую было вынесено все, что привлекло внимание жадных до поживы воинов.
В основном усердствовали в грабеже новички, которые, отправляясь в поход, втайне рассчитывали на богатую добычу. Не отставали и рязанцы, которые помнили все обиды, нанесенные владимирскими князьями еще их отцам и дедам. Именно по этой причине они, несмотря на все предупреждения князя Михаила, воеводы и сотников, не могли отказать себе в удовольствии не поглумиться над разжиревшими столичными жителями, не лишить их хотя бы части богатств, которые, как были уверены бедные московиты и рязанцы, просто не могли быть нажиты праведным трудом.
Демид, видя такое дело, поспешил с докладом к князю, и тот приказал во что бы то ни стало прекратить грабежи и насилие. Дружинники, преодолевая сопротивление своих недавних соратников, к утру смогли навести в городе порядок.
Натерпевшиеся за ночь страху жители смогли немного перевести дух и со смешанными чувствами собрались на площади перед детинцем, выслушали сообщение, которое с возвышения громовым голосом прокричал глашатай.
Узнав, что отныне великим князем владимирским стал Михаил Ярославич, племянник покинувшего город Святослава, горожане немного удивились, не веря, что такое возможно. Ведь еще день назад Святослав грозился всех своих врагов вымести из княжества.
Некоторые из бояр, служивших еще Ярославу Всеволодовичу, и даже купцы, которым везде хорошо, где идет бойкая торговля, стали спешно собирать свое добро, во избежание неминуемых за таким заявлением неприятностей намериваясь как можно быстрее покинуть город. Кое-кто из горожан, тех, что жили своим ремеслом, и даже отдельные черные людишки, кому и терять-то нечего, подумывали, почесывая синяки и ссадины, полученные от разгулявшихся княжеских гридей, о том, не променять ли шумную и опасную столичную жизнь на житье–бытье где-нибудь в спокойном уделе, у какого-нибудь тихого доброго князька.