Неизвестно
Шрифт:
— Ну, если только понюхать, товарищ полковник.
— Можешь граммов на сто нюхнуть, на большее не рассчитывай. А то, ишь, какой гордый. Дела, видите ли, у него. Это сегодня ты гордый, — и Сиднев повторил с нажимом, — сегодня!
Он подождал, пока Пухляк поставит опорожненную стопку, постучал ногой под столом:
— Вот, теперь ты свободен. Да, скажи, коньяк сам доставал или он? — и Сиднев кивнул на меня.
Коньяк, конечно же, доставал Пухляк, но здесь майор слюбезничал:
— Никак нет, товарищ полковник, у комэска свои подвязки.
— Свои так свои, разберемся! Заряжай, подполковник, а ты, майор, иди и достойно исполняй долг. Придумал же какой-то идиот такое слово — долг. А если ни я, ни этот майор, ни ты, подполковник, никому ничего уже не должны, а?
Пухляк вытер платком мокрый лоб, ухмыльнулся:
— Так я пошел, товарищ полковник?
— Иди, иди!
Когда дверь за Пухляком аккуратно закрылась, он сытно икнул и выпил очередную рюмку.
— Вопрос поставлен ребром, подполковник, быть долгу или не быть, как у Шекспира. Дай-ка еще лимончик. Стервозная штучка коньяк с лимоном. Или нет, постой, побалую себя виноградцем, вон тем, покрупнее.
Он опять сытно икнул.
Я подвинул к нему блюдо, он выбрал кисть поувесистее, толстыми пальцами аккуратно отрывал виноградинки, впихивал в рот, сжимал крепкие челюсти:
— Вот так и жизнь с нами, мда-а. Знаешь, подполковник, передашь своему Гаврилову, что я на него не в обиде, но ты мне определенно нравишься. Как только получишь бумагу, собирай шмотки. Дальше Волги и Оки служат только дураки, ты меня понял? Вот и отлично! Сколько до вылета?
Дежурный сообщил, что к вылету все готово, ожидают генерала Тульского, который почему-то задерживается:
— Товарищ полковник, как только генерал приедет, сразу на взлет.
— Тульский-шмульский, — Сиднев скривился, — все летает, утрясает, пакостник старый, думает, ему что-то обломится. Сегодня еще генерал, а завтра. — он сжал ягодину так, что сок брызнул ему на рубашку, оставив на зеленом поле темные пятна. Пришлось звать официантку Свету, чтобы та прошлась по ним салфеткой. Пока она вытирала, Сиднев успел погладить ее по бедрам и хотел усадить к себе на колени.
— Мне нельзя отказывать, мне никто не может отказывать. Ты еще не знаешь, а тебе скажу, что я почти главный кадровик, — и пьяно ухмылялся, — со мной шутки плохи.
— Оно и понятно, что главный, поэтому и кадрите себе где-нибудь на стороне. А у меня муж и семья, — разозлилась Света.
— У меня тоже, — икнул Сиднев.
— Вот, нет ничего хуже вчерашних щей да проверяющих москвичей, — она убрала пустые тарелки, стукнула Сиднева по рукам, повернулась ко мне: — Николай Никитич, если что-нибудь еще, я в посудомоечной, оборзели вконец, — и ушла, стройная, высокая, красивая, под липким взглядом Сиднева.
Он погрозил вслед пальцем:
— Подполковник, скажешь от моего имени Гаврилову, уволить, и немедленно. Таких нам не надо! Я в Союзе был кто, просто полковник, а теперь я дважды полковник, понимаешь, что это такое? Нет? Объясняю популярно: таких, как ты, тысячи. Выходит, кто играет первую скрипку? Кадровик, даже не заместитель начальника управления кадров округа, как я, а простенький кадровик твоего же полка. Вот ты командир эскадрильи, боевой офицер, три ордена, куча медалёв — и что? Да ничто, ты весь в тоненькой картонной папке, перевязанной простенькими тесемочками в капитанском сейфе. И если вовремя твой капитанчик достанет папку и положит передо мною, сам понимаешь, дальше все пойдет как по маслу.
Он отложил на край тарелки осмоктанную дольку лимона:
— Заряжай, подполковник, заряжай! — и, прищурив от удовольствия глаза, наблюдал за струйкой текущего в рюмку коньяка. — Хороший напиток, знатный. Сколько ты мне в сумку впихнул?
Я растопырил ладонь.
— Отменно, отменно, будет чем угостить шефа. А то ведь неприлично лететь из Ташкента пустым. Не поверят. А фрукты? О чем же мы еще вели речь? — он пытался вспомнить, потряс головой, словно крутанул бутылку с коньяком, — ах да, майор, так сколько ты впихнул в сумку?
Я снова растопырил перед его глазами ладонь.
— Отменно! Добавь еще столько. Сможешь добавить или не сможешь, говори сразу. Сколько у нас там до самолета осталось? Тульский-шмульский еще не приехал? Если добавишь, значит не майор, а полковник. Понял? Тогда, полковник, заряжай!
К транспортнику его пришлось везти на дежурной машине. Сиднев отказывался лететь, пытался вернуться обратно, грозился всех поувольнять, пока генерал Тульский не подошел и не сказал ему что-то, после чего Сиднев буквально на глазах протрезвел, сам влез по трапу в самолет.
***
— Николай дома?
— Дома, дома, проходите, — из прихожей долетел голос жены, — он вас целый день ищет, а вы его? Что-то у вас в последнее время нестыковка появилась.
— Так уж служба пошла.
— С каких это пор?
— С нынешних: хотите — верьте, хотите — нет.
— Где вы видели офицерскую жену, чтобы она верила всему тому, что говорите, — Надежда рассмеялась. После того, как полк вывели из Афганистана, она с детьми переехала из Кобрина, места нашей прежней дислокации, в Чирчик, и теперь радовалась дешевизне местного рынка, всякий раз хвасталась, сколько сэкономила на овощах и фруктах.