Неизвестно
Шрифт:
На заправке наша укоротившаяся колонна опять удлинилась на несколько попутных автомобилей.
***
Ночевать остановились на посту ГАИ у Грозного.
— Ну вот, — улыбнулся ставрополец, — это почти дома.
Здесь сгрудилось несколько десятков большегрузных автомобилей, и несмотря на все уговоры сердитых гаишников отъехать в сторону, происходившие на повышенных тонах, никто никуда не отъезжал: как-то договаривались, успокаивались. Наоборот, чем ближе к ночи, тем больше прибавлялось машин. Мы расположились неудачно и оказались зажатыми между фурами, из кузовов которых доносилось непрерывное блеяние. Жутко воняло овчиной и мочой, пришлось ехать на край стоянки и искать место поспокойнее. Освободившееся пространство сразу заняли две фуры. Гаишник, видя наши метания, подозвал к себе ставропольца и что-то сказал ему. Оказалось, нам разрешили припарковаться на пустовавшей стоянке для задержанного транспорта, угостили кипятком, но утром попросили не задерживаться:
— Начальство увидит, ругаться будет.
Ночью началась жуткая гроза. Молнии засверкали с такой неистовой силой, словно великий небесный электросварщик попытался в последнюю минуту починить прохудившееся небо. Его работа пошла насмарку, поскольку оттуда хлынула вода. Она собиралась в мутный поток, который на огромной скорости несся к низинному месту, где находились фуры с баранами. Большегрузы устояли. К их колесам набило, наволокло камней, сломанных веток, даже какой-то широкий дорожный щит. Что было бы с нашими машинами?.. Сказать трудно.
Утром, только утихла гроза и едва забрезжил рассвет, как ставрополец постучал мне в машину:
— Я поеду, Николай Никитич, ребенку совсем плохо. Вот, возьмите, здесь мой адрес. Спасибо за все, в любое время дня и ночи вы для меня желанный гость. Я вылез из машины, сунул протянутую им бумажку в карман спортивного костюма, мы обнялись.
— Да, вот флажок, он уже мне не понадобится, — и помахал рукой.
Проводив ставропольца, мы и сами стали готовиться в дорогу. Перекусив
на скорую руку и заварив чай в термосах кипятком от гаишников, отправились дальше. Вскоре нас обогнала с тревожным воем сирены и болезненным синим миганием машина с поста ГАИ.
.На обочине, сброшенные сильным ударом с проезжей части, лежали искореженные зеленые «Жигули». «Скорая помощь» уже увозила кого-то. Мы остановились, хотя гаишник показал нам проезжать, не задерживаться. Я попытался узнать, что произошло.
— А вы кто? — спросил гаишник.
— Попутчик, мы с ними от Самарканда вместе ехали, а здесь они заспешили, ребенок заболел.
— Вот и доспешились, — гаишник вздохнул. — Дорога, сами видите, какая, а он еще на обгон пошел. Самосвалу практически ничего. Одним словом, только ребенок и выжил. А куда он так торопился?
Я достал бумажку, прочел:
— Сотников Федор, Ставропольский район.
— Да, Федор, Федор, — опять вздохнул гаишник, — почти сосед. Вы мне его адрес на всякий случай перепишите. Сообщать будем.
Женщины плакали, дядя Гриша также раз за разом вытирал слезу. Я подошел к зеленым «Жигулям» и воткнул в покореженный металл тот самый флажок.
Мы вдруг разом стали обмениваться адресами и только теперь узнавали, кого и как зовут. Надежда, посмотрев на нашу суету, всполошилась:
— Вы что, совсем одурели?
Но на нее никто не обращал внимания.
Чем дальше продвигались вглубь России, тем короче становилась колонна.
Под Воронежем наша тройка превратилась в двойку: мы распрощались с дядей Гришей. Он достал из багажника канистру с коньяком, сказал мне и майору:
— Несите посуду, если по-братски, так пусть до конца, а супругам, нашим верным подругам, поднесу по чарочке, за здравие и счастливое возвращение. У меня в этих краях годом ранее сын обосновался, вот и мне нашлось где приткнуться. Это ведь наши родные края. Мой отец отсюда.
Брянск мы покидали уже в полном одиночестве. Пустые бензозаправки заставили вспомнить Рафика с парома «Узбекистан» и радоваться полным канистрам: бензин в них на самом деле оказался хорошим.
За Новозыбковом российские таможенники и пограничники быстро проштамповали паспорта и пожелали счастливого пути, а вот наши хлопцы, хмыкающие, криво ухмыляющиеся, начали потрошить машину основательно. Мы только молчаливо наблюдали за ними. На небольшой затрапезной стоянке рядом с железобетонными буквами «БССР. Гомельская область» мы вышли из машины, жена взяла с собой икону, опустилась на колени, положила ее перед собой: «Спасибо тебе за все, Матерь Божия», — поцеловала и заплакала.