— Лично я склоняюсь к красным. Они более яркие, насыщенные, я бы сказал, более близкие к земле. Убрав с винограда кожуру, люди лишают его важного компонента, и от этого он становится менее целостным. — Я сделала глоток и отрезала себе кусочек сыра. — Но многим кажется, что белое вино пьется легче, и они выбирают именно его, — продолжал Кингсли. — И это совсем не плохо. Но лично мне больше импонирует полнота вкуса красного вина. — Он качнул свой бокал, отчего вино всколыхнулось. Я готова поклясться, что, приподняв его вверх, он посмотрел прямо на меня.
Неужели это что-то значит? Правильно ли я его поняла? Я сделала еще один глоток. Возможно. Мне хотелось думать, что он заинтересовался мною. Конечно, я поводов не давала. Да и он тоже вряд ли собирается предпринимать какие-либо шаги. Но было бы здорово. И страшно в то же самое время. Мне пришлось бы убедить его, что, на самом деле, я… не такая, какой кажусь. Потому что вряд ли ему удастся разглядеть мою истинную натуру. Думать об этом было очень приятно. Но ведь мои мысли занимал только Том. Верно?
Время шло к обеду, все мы наслаждались процессом познания, причем самые прилежные ученики были уже под градусом. Ральф показывал Кингсли язык, а я тешила свое воображение мыслью о том, как подойду к Тому, заключу его в объятия и осчастливлю влажным поцелуем в губы. Чем только его покорила эта Тара? Может быть, проблема в том, что я не проявляла особой активности? И, как дура, позволила ей украсть его у меня. Благоприятная возможность представилась, когда Кингсли попросил Тару убрать грязные бокалы в мойку. Том сообщил, что идет подышать свежим воздухом на крышу. Я восприняла это как предложение присоединиться.
— Я с тобой.
Я проследовала за ним вверх по лестнице, и он с усилием открыл массивную дверь на крышу. Ходил слушок, что однажды ученица выбежала сюда и спрыгнула вниз, перемахнув через перила, потому что спалила в духовке целый противень с печеньем.
— Свежий воздух — это хорошо! — провозгласила я.
— Н-да, не привык я столько пить в середине дня.
— Зато было весело. Ну и полезно, конечно.
— Я все равно не уверен, смогу ли различить терпкое вино от не терпкого и вообще…
— Да как вообще можно описать вкус словами?
— Я видел тебя в «Этуаль» прошлым вечером, — сказал он, усаживаясь на скамейку, которую, похоже, самовольно перенесли сюда из парка. — Почему ты не подошла и не поздоровалась?
Мне показалось, будто меня застукали со спущенными штанами.
— Ты же был занят. Не хотела мешать.
— Надо было подойти! Тебе понравилась еда?
— Очень.
— А что ты ела?
— Лосось под соусом. Апельсиново-имбирным.
— Хороший выбор, — одобрил он. — Апельсин и имбирь отлично сочетаются друг с другом.
— О, да. В жизни довольно редко можно найти так хорошо подходящие друг другу вещи.
— Хотя частенько ингредиенты смешивают бездумно, и это портит все блюдо.
— Например, какая-нибудь экзотическая приправа. — Я глупо хихикнула. Вино напомнило о себе. — А ты здорово смотрелся там, когда готовил.
— Спасибо. По правде говоря, мне было довольно страшно. Отец Тары настоящий перфекционист. Каждую минуту я думаю, как бы не облажаться.
— Да ладно тебе.
— Я серьезно. Очень большая ответственность. Заказы поступают один за другим. Одновременно готовишь сразу десять блюд. Стоит сделать что-нибудь не так, и на тебя орут повара, а потом официанты. Ты просто не представляешь, как сильно я устаю после смены. Как выжатый лимон.
— Да, я тоже натерпелась, когда работала в «Шанталь».
— А самое страшное — просыпаться утром с мыслью, что придется опять возвращаться в этот ад.
— Может, ты слишком много на себя берешь?
— А как иначе? Эта такая благоприятная возможность.
— Лучше сказать, слишком много положил в свою тарелку. Не люблю эту фразу — «слишком много на себя берешь».
— Но пока я справляюсь.
— Просто… — я замолчала. Он посмотрел на меня. Я придвинулась к нему ближе. — Жаль, что ты теперь так занят. — Я смотрела в его голубые глаза так призывно, как только могла. — Мы здорово провели с тобой время на продовольственном складе в ресторане.
