– Не считал, – ответил Асмунд грозно, – а тебе чего?

– Да если под шестнадцать, то и в самом деле может вылечить. И если горяча в нужных местах.

Асмунд проревел грозно:

– Дурак, и не лечишься! Ей лет восемьдесят, если не сто… или тыщу. И она много видела-перевидела всякого. Такой вылечить или снять порчу – раз плюнуть и растереть.

Ингвар, морщась, поднял руки кверху:

– Прекратите! Где, говоришь, твоя бабка?

Асмунд удивился:

– Как где? Известно где. Где все бабки живут. Я имею в виду не простые всякие там бабки, а такие вот особенные. Бабки, что умеют и могут. Правда, захотят ли… Но тут уж как договоришься. Мало ли что восхочет. Такую не принудишь, не застращаешь. И так свой век пережила. А вот подарок ей какой или еще что…

– Где? – простонал Ингвар в бессильной злости. Сказал с расстановкой: – Где? Живет? Бабка?

– Где? – удивился Асмунд. – Рази я не сказал? В лесу, вестимо. В самом дремучем и темном. Непролазном. Где звери лютые, гады подколодные, упыри и лешие неумытые…

Ингвар прервал:

– Мы все теперь в таком лесу. Где именно? Как к ней пройти?

Асмунд смотрел на молодого воеводу сочувствующе. Лицо кривилось от жалости. Рудый предложил с готовностью:

– Хочешь, я тебе найду бабку лет на сто моложе?

Рано утром, когда самые лихие гуляки сползли под столы, Ингвар тихонько вывел коня за ворота, там вскочил и вихрем понесся к лесу.

Сначала он хотел было отправиться в одиночку. Стыдно было признаться дружине, от какой порчи ищет защиты. Однако идти пешком? Даже если к бабке ехать на коне, то завалы остановят, а идти дальше пешком – дикие звери тут же разорвут коня. А пешим и за световой день не добраться обратно.

Лес начинался сразу за городом, а дремучий лес – сразу за опушкой. Местные бабы собирали ягоды по краешку, вглубь заходили немногие, даже охотникам не было нужды забредать в дебри: кабаньи стада даже среди дня устраивали потраву на полях, не ленись – бей, лоси и олени пасутся по опушке, рябчики и другая птица на каждом дереве.

Въехав под сень ветвей, он сразу очутился в другом мире. Воздух здесь холоднее, влажный, дышится легче. Копыта ступают по коричневому ковру из прошлогодних листьев, затем пошел толстый темно-зеленый мох. Деревья стоят мрачные и угрожающие, над головой в ветвях вскрикивают птицы.

Другой и настоящий мир, подумал Ингвар. Весь мир покрыт лесом, дремучим лесом. И все племена зародились в лесу, там жили и умирали. Не многим удалось подсечь достаточно деревьев, чтобы затем выжечь и освободить от них местечко, где могли поставить дома, чтобы на крыши падало солнце.

– Ждите здесь, – велел он.

Павка и Боян молча слезли с коней. Павка сразу пошел собирать сушняк, ждать придется долго, раз уж воевода пошел смотреть следы лазутчиков, о которых говорил воевода Студен, а Боян занялся конями.

Дебри приняли Ингвара как блудного сына. Воздух стал еще плотнее. Запахи земли и зелени, живицы пропитывали все, даже его одежду. Было тревожно, но вместе с тем каким-то чутьем видел за листвой шныряющих зверушек, чуял затаившуюся птаху, а даже мог бы указать место, где под землей, близко к поверхности, прогрызает дорогу крот.

Тропка повела в сторону, но Ингвар достаточно походил в лесу, чтобы не пойти по тропе, пробитой зверьем. Дальше были выворотни, от которых свернул налево, впереди потянуло сыростью, и он вышел к маленькому лесному болотцу, Асмунд не обманул. Надо при случае узнать, что медведистый воевода искал у ведьмы. На него такие искания не похожи.

Обогнув болото, пробирался сквозь завалы, выворотни, проползал под зависшими валежинами, протискивался между деревьями в три обхвата, как вдруг впереди забрезжил зеленый свет.

Он ускорил шаг, черные папоротники хищно хлестали по сапогам. Между деревьями наметился просвет, расширился ему навстречу. Открывалась поляна, широкая земляничная поляна.

Все было залито светом, листва блистала изумрудами. С небес падал широкий оранжевый луч, упирался в крохотную избушку. Она была из почерневших от времени бревен, густая трава скрывала нижние венцы. Из трубы вился светлый сизый дымок.

Ингвар без нужды провел ладонью по ножнам – нелепый жест, с опаской пошел к избушке. Богов не видывал, как леших и кикимор, колдунов не боялся, но у каждого сильного и здорового мужчины живет опасливое отношение к тем, кого зовут колдунами, ведьмами. Опасливое и малость брезгливое. Как к увечным, которые силой не возьмут, а гадости какой в еду подсыплют или ножом в спину пырнут.

С каждым шагом, подходя к бревенчатой стене, чувствовал себя тревожнее. С этой стороны стена глухая, уже пожалел, что идет отсюда, вроде бы подкрадывается. Сдуру могут пырнуть копьем или всадить стрелу.

Обошел справа, в той стене оказалось махонькое окошко. Мутный бычий пузырь вдобавок был засижен мухами. На широком наличнике три яркие синички весело стучали крохотными носиками. Ингвара подпустили близко, две все-таки взлетели, а одна продолжала торопливо клевать зернышки, пугливо косясь выпуклым глазом.