— Ты шутишь, командир. Софият рожать будет.

— В беде твою Софият не оставим, — вступила в разговор Ольга. — Я медицинский работник. Не бойся.

Возможно, и была Софият самая веселая девушка на все Приэльбрусье. Возможно. Но сейчас, когда погрузили ее вместе с ранеными на единственную на весь батальон подводу, она была далеко не весела, да и не очень красива. На темном осунувшемся лице резко выделялся тонкий с горбинкой нос, большие глаза светились лихорадочным блеском.

Софият безропотно подчинилась мужу, но вся дрожала перед неизвестностью первых родов, перед неизвестностью судьбы…

На пятый день батальон достиг затерянного в верховьях Малки рудника. Небольшое селение казалось безлюдным. Здесь Софият стало совсем плохо, Ольга и Лейла отвели стонущую женщину в первопопавшуюся саклю. Из-за занавески выглянуло морщинистое старушечье лицо. Лейла окликнула по-балкарски старуху. Та снова скрылась за занавеской, оттуда послышался ее гортанный голос. Ольга вопросительно посмотрела на Лейлу.

— Там мужчина, — пояснила Лейла. — Старуха велит ему выйти из сакли.

Опираясь на палку, коротко семеня ногами, мимо женщин прошел старик. Проводя его взглядом, старуха подошла к женщинам, поглядела на Софият, уложила ее на широкую деревянную кровать и молча принялась греть воду.

Едва старик вышел из сакли, как к нему бросился Яхья. Они заговорили по-балкарски. Никто не знал их языка, но было понятно: старик за что-то отчитывает пастуха. Тот стоял понурив голову, прислушиваясь к громким стонам, доносившимся из сакли.

Устало расположившихся вокруг сакли притихших бойцов охватило необычное чувство: сколько смертей повидали они, сколько друзей похоронили на горьких дорогах войны — а жизнь вот продолжается! Рождается новый человек!

Внезапно раздирающие душу стоны в сакле прекратились, и короткую тишину пронзил крик младенца.

Из сакли вышла Ольга. Она держала на руках запеленатого во что-то ослепительно белое ребенка.

— Сын! — крикнула она, и эхо разнесло этот крик по ущелью, и казалось, что и лес и горы приветствуют вместе с людьми рождение человека.

Вскоре вокруг запылали костры. На огромных вертелах медленно завертелись бараньи туши, покрываясь румяной корочкой и распространяя вокруг дурманящий голодных людей запах шашлыка. Здесь командовал счастливый Яхья. В честь Ольги, из рук которой он принял сына, Яхья назвал первенца Олегом. Яхья сокрушался, что по такому поводу не может по-настоящему угостить людей: нет даже хлеба. Но хозяин сакли увел куда-то трех бойцов, те вскоре принесли три мешка кукурузной муки. Женщины принялись печь лепешки.

Это общее радостное возбуждение передалось и детям. Им казался чудом этот неожиданный праздник.

— Воздух! — крикнул капитан Сирота. Но было поздно. За общим шумным весельем никто не услышал приближающийся гул самолета.

«Фокке-вульф», словно назойливая муха, кружил над селением. Фашистский летчик не сбрасывал бомб, не строчил из пулеметов, но было ясно, что он передавал наземным войскам то, что видел с воздуха.

— Туши костры! — приказал Сирота. — Всем через мост в лес! Быстро!

— Погоди, Марат Иванович, — остановил капитана Борис Севидов. — Что же, хлеб немцам оставлять? И шашлык?

— Какой хлеб? Какой шашлык? Ты что, спятил, Борис? — вспылил Сирота. — Сейчас егеря попрут, из нас самих шашлык сделают.

— Не горячись, Марат Иванович. Детей, конечно, побыстрее через мост в лес. И раненых и ослабевших — тоже. А мне дай человек тридцать крепких ребят. Будем держать рудник, пока хлеб не испечется. Ты сам видишь, дети голодные, только раздразнили детвору этим запахом. Тут и взрослый не выдержит.

— Все так, — согласился Сирота. — Но кто знает, какие силы егерей двинутся на рудник. Отходить тебе все равно придется, а егеря за тобой следом через мост. Весь батальон накроют, и пацанву не спасем.

Старик — хозяин сакли слушал разговор двух командиров и переспрашивал Яхью, о чем они говорят. Потом ухватил за рукав гимнастерки капитана Сироту и повел к заросшему травой погребу, возбужденно говоря что-то по-балкарски.

— Чего он хочет, Яхья?

— Старик говорит, что в погребе остался динамит. На руднике прежде взрывали скалы.

— Вот это уже дело, — обрадовался капитан. — Давай, отец, показывай, где динамит. А ты, Яхья, поторопи женщин.

…Бойцы залегли вдоль гребня, и каждый отчетливо видел, как с противоположного склона, укрываясь за деревьями, медленно спускались цепи егерей.

Мучительно долго тянулось время. Борис с тревогой наблюдал за приближающимися егерями, то и дело оглядываясь в сторону моста, где бойцы крепили к опорам взрывчатку. Другие перетаскивали на плечах бараньи туши и мешки с лепешками. Яхья перегнал через мост оставшихся овец и бегом возвратился к гребню, где залегли бойцы.