Он тревожно посматривал на арахнида, тот застыл словно перед прыжком, хотя эти не прыгают, лишь бродяжники выстреливают себя из засады, мгновенно вонзают кривые жвалы... Это самые странные из арахнидов: раз в году молодежь взбирается на вершины деревьев, выпускает из брюшка серебряные нити невероятной прочности, приклеивает одну к краю листа, а остальные треплет, пытается поднять. Арахнид чувствует, перекусывает единственную нить, соединяющую со старой жизнью, ветер подхватывает скопление нитей и уносит в неизвестность. Куда их заносит? За тысячи мегаметров, в леса, поля, горы, пустыни? А если в реки, озера? Настоящие герои, отважные звери! Крыльев нет, а летать наловчились. Даже дальше, чем лучшие летуны. В то же время многие монстры, Влад мог назвать сотни, всю жизнь носят на спине крылья, но летать даже не пробуют...

Арахнид подтянул пару нитей, склеил. Край, где сидел Влад, приподняло, а странный зверь медленно двинулся из середины, осторожно ступая по нитям, балансируя, слегка прогибая. Влад догадывался, что молодой паук чувствует напряжение любого узла изгиба или склейки нитей. Непрошенного пассажира своими подслеповатыми глазами еще не видит, но бредет устранить неисправность, сбросить прилипший комок грязи...

Глядя на чистейшие серебристые нити, рожденные в воздухе, которые не касались ни земли, ни деревьев, Влад в самом деле чувствовал себя комком грязи. К нитям не сумели присосаться бакты, их словно отшвыривает статичными разрядами, сам арахнид то и дело чистит себя, скребет, лижет, шерсть топорщится, со вздыбленных волосков срываются белые колючие искры.

— Спасибо, что подвез, — сказал Влад громко и отчетливо. — Попутного ветра.

Он не был уверен, что арахнид не ответил, все говорят по-своему: кто запахами, кто жестами, есть виды, что общаются танцами, ощупыванием, кинопсисом, а есть и такие, что наловчились общаться звуками. Возможно, паук пытался всю дорогу с ним разговаривать, чем еще заниматься в полете, но что странного, если не понимают друг друга? Дедушка говорил, что в Старом мире даже люди разных племен не понимали один другого, что, правда, звучит совсем дико...

Арахнид на миг отшатнулся, увидел врага. Влад тут же кинулся вниз головой. Ему казалось, что он остался на том же месте, лишь серебряный плот, оттолкнутый его ногами, подбросило в синь, куда тот и полетел, быстро растворяясь в жарком небе.

Влад скрючился, прижал колени к животу и обхватил руками, даже голову опустил на грудь, стараясь походить на грязный комок экскрементов, выброшенных в полете небесным чудовищем. Никогда еще не чувствовал себя таким беззащитным, уязвимым!

Клянусь, сказал себе в страхе, открою глаза не раньше, чем окажусь в сотне шагов от земли. А когда это случится, если случится, мощные запахи, идущие от Леса, пустыни, озера или болота — нарисуют картину, что его ждет внизу.

Семен подскочил в испуге, а Кася упала на спину, когда неподвижные листы внезапно раздвинулись, зашелестело, на россыпь камней вышел... Влад! Он сильно похудел, глаза ввалились, плотная кожа морщилась. Он шатался от усталости. На плече счастливо верещал, подпрыгивал и одновременно искал клещиков и обдирал от грязи суетливый Хоша. Следом ломился огромный Головастик, постоянно щупал хозяина сяжками, ракетная установка забилась грязью, плесенью, выглядела как неопрятный горб.

— Подождали? — сказал Влад буднично. — Хорошо.

Кася все еще таращила прекрасные глаза, Семен возопил ликующе:

— Влад?.. Откуда ты?.. Мы отыскали твои следы, там было множество лап джампов, кровь... Мы решили, что тебя убили! Все четверо так горевали!

— Все? — переспросил Влад. Он бросил быстрый взгляд на Касю.

Девушка вспыхнула, ответила ломающимся голосом:

— Конечно. Особенно, Хоша.

— И Головастик, — вступился за дима Семен. — Просто солдату не положено выказывать горе. Он должен уметь мстить. Но где ты был, Влад?.. Если в плену, то как выбрался? Тебя наверняка стерегли лучше, чем Касю!

Кася, уже опомнившись, бросилась к варвару, ухватилась обеими руками за его локоть. На ее похудевшем лице крупные глаза стали еще крупнее, лучистее. Беспредельное отчаяние быстро сменилось такой же отчаянной надеждой. Хоша торопливо перебрался на плечо поближе к Касе, ревниво отпихивал ее задней лапой, стараясь задеть шипами, остальными продолжал нежно гладить, чистить, чесать огромного друга.

Семен ходил вокруг Влада, суетливо щупал, тряс:

— Ума не приложу, как ты отыскал?.. Не скажу, что по запаху, которой оставляет Кася... Кася, я не имел в виду, что ты оставляешь в уединенных местах, защищенных от ветра, а вообще!.. Или вид телепатии?

Влад рассеянно погладил Хошу, тот счастливо чирикнул, томно закрыл глаза и едва не свалился:

— Сумел. Быстро собирайтесь! Скоро выйдут на мой след.

— Все-таки погоня? — спросил Семен деловито. Полуголый, он уже освоился без комбинезона, лишь изредка зябко передергивал плечами.

— А ты думал, я перебил все племя?

Семен бросился вытаскивать из щели узлы, а Кася, закусив губу и глотая слезы, торопливо скатывала защитную сеть. Явился, не сказал слова теплого, даже не поздоровался, дикарь бесчувственный, сразу о деле. Зато со своими противными зверями пообнимался сразу! С димом — ладно, а с гадким Хошей? Этот противный Буся не слезает, чешет и гладит, сует крохотные пальчики в уши, деликатно трясет там, так что рот дикаря, и без того широкий, растягивается в глупейшей улыбке...