empty-line/>

Кого не поздравишь с наживой,

Ничем не проймешь до поры?

Уральцы – народ терпеливый:

Катают в чуланах шары.

Даешь невеселые будни!

Ура выездному слуге!

Завод, как ребенок на судне,

Сидит на окрестной тайге.

Лишь чуть в глубине лесохоза,

В компаньи честных травести

Бедро худосочной березы

Зовет выходной провести.

1987

Наша кухня – три глухих сажени:

Курит белый чайник на конфорке,

Да, устав от крепких выражений,

Зажимают розовые створки.

Слышно, если хлопнуло в парадном,

Если за стеной снимают пробу…

Здесь через минуту – все не ладно,

Через две – целуются до гроба.

«Гули-гули», - вынули младенца,

Хрупкого как ваза из фарфора.

На руке – порез от полотенца,

А уже волнуется, обжора.

Желтый ситец весел на рассвете

Так, что вся Садовая смеется.

Ночь темна как шапка краснофлотца.

Там стреляют на мотоциклете.

1988

Наступил новый день и принес мне спокойную радость,

Это легкое чувство, пустое как елочный шар.

Без осадка и угля очищенный парками градус

Я цежу, как подачку опухший от пьянства клошар.

Мешковатая оттепель где-то еще за горами,

Декабристы за елками стынут в безмолвном каре…

Я хотел бы тебя украшать конфетти и шарами,

И водить хоровод, подражая живой детворе,

А вчерашнюю рухлядь отправить за окна, и мигом

По ступеням скатившись, как первый в стране юниор,

С первой спички зажечь запрещенным не ведомый книгам,

Небывалый доселе и самый бездымный костер.

1988

Страна раздувалась как рожа