Кто бы это мог быть? Николя? Она хотела позвать его, но одумалась. Шаги приближались. Поскрипывал рассохшийся паркет, хлопали двери…

Жюли не знала, куда ей спрятаться. Под кровать? Найдут. Забраться под ворох сценических костюмов? Тоже рискованно. Если в дом проникли грабители, то они непременно заинтересуются тряпками. Как же быть? Мысли мелькали с лихорадочной быстротой. Она поспешно задула свечу, схватила продолговатый чехол с «семейной реликвией» Сатина и юркнула за шкаф. Створки его были открыты, и внутри валялись только шляпные коробки…

Шаги стали громче, к ним прибавился невнятный говор. Жюли не могла разобрать, русские это или французы. В любом случае они дезертиры. Незваные гости, кем бы они ни были, безошибочно определили жилую комнату по теплу, исходящему от печи. Перед уходом Николя бросил туда последние дрова, чтобы Жюли не мерзла. Теперь предательское тепло выдало ее…

– Боже, спаси меня! – беззвучно взмолилась она, ощущая, как по спине бегут мурашки. – Николя! Где же ты? Почему не взял меня с собой?

– Здесь… – приглушенно вымолвил по-русски голос за дверью.

Кто-то осторожно, медленно приоткрыл дверь и, очевидно, просунул в щель голову, разглядывая погруженную во мрак комнату.

– Кто-то есть… – произнес хриплый басок. – Нюхом чую…

Жюли вспомнила, что Сатин держал под подушкой заряженный пистолет. Уходя, он оставил его… на всякий случай. Жюли не умела стрелять, но он сказал, что достаточно будет наставить оружие на грабителей, и те убегут.

Теперь взять пистолет было невозможно. Жюли похолодела от ужаса. Дезертиры, если это они, могут не просто отобрать у нее вещи, но и сделать с ней все, что угодно…

Ей стало дурно при мысли, на что способны изголодавшиеся по женскому обществу солдаты.

Один из «дезертиров», как она окрестила незваных визитеров, вошел в комнату, неся в руке свечу. Желтый огарок разливал вокруг себя мутный свет. Запахло потом, дегтем и немытым человеческим телом.

– Никого… – удивленно протянул басок.

Жюли старалась не дышать. Пульс барабанным боем стучал у нее в ушах, сердце выпрыгивало из груди.

– Зенки раскрой! – грубо произнес второй мужик и с шумом втянул носом воздух. – Ну-кось, посвети…

Жюли судорожно прижала к себе чехол с «семейной реликвией» Сатина. Она так и не удосужилась поглядеть, что там, внутри. Ей было не до того. Она поняла, что не сможет уберечь от грабителей дорогую для Николя вещь. Он поступил опрометчиво. Ему не нужно было заранее доставать чехол из тайника под кроватью. Запоздалые сожаления всколыхнулись в ней, сменившись страхом и отчаянием. Николя обещал скоро вернуться, но уже ночь, а его все нет и нет. Будь он жив, давно бы пришел. Значит, он убит… а раз так, не все ли равно, что с ней будет?..

Все эти мысли в долю секунды пронеслись в ее уме. На стенах комнаты колыхались длинные тени жутких косматых чудовищ, которые притворялись людьми. У Жюли зубы стучали от холода, пронизывающего ее до костей. То был холод смерти, – она ощущала это всем своим существом…

– Ты гляди, какая краля!

– Тю-у-у-у…

– Эй, девка! – приблизился к Жюли бородатый мужик в армяке, подпоясанном веревкой. – Выдь на свет, не бойся…

Мадемуазель Арне хотела бы вжаться в стену или провалиться сквозь пол. Бородач поднял огарок и выпучил глаза, разглядывая француженку.

– Тоща больно…

– Ниче, сойдет, – отозвался баском второй оборванец, вооруженный плотницким топором. Он шмыгал носом и облизывался.

– Тебя как звать-то?

Жюли стиснула зубы, чтобы не закричать. Животный ужас охватил ее. Она не сводила взгляда с топора, на котором ей чудились следы крови и прилипшие к лезвию волосы…

– Че там у тебя? – наклонился к ней бородач и протянул руку. – Дай-кось сюда…

Жюли замотала головой и замычала, будто немая, не выпуская чехла. Пальцы намертво, до побелевших суставов, вцепились в «реликвию», – единственное, что еще связывало ее с прежней жизнью, с Сатиным и их любовью. Эта любовь казалась последней спасительной соломинкой в пучине всеобщего бедствия, войны и разрухи…

– Дай! – разозлился бородатый мужик, и его рот перекосился. В углах губ выступила пена.