– Богато, - протянула Альфия, - Хоть автосервис открывай.

– Когда будешь открывать, так мы тебе всею эту лабуду и подарим, - парировала Роза, выглядывая из автобуса.

– Дальше читать?
– спросила Ингеборге.

Все загалдели утвердительно.

– Теперь по оружию. Наша огневая мощь реально выросла немецким пулеметом и к нему восемьсот тридцать два патрона в четырех лентах имеется. Сорок ручных гранат, упакованных в два ящика. Четыре русских автомата АКа - семьдесят четыре и к ним два ящика патронов. Плюс в магазинах ещё тысяча триста двадцать патронов. И россыпью ещё сорок штук. Всего пять тысяч шестьсот восемьдесят патронов калибра пять сорок-пять. Четыре выстрела к русскому подствольнику, но самих подствольников не обнаружено. Еще взята неизвестная штурмовая винтовка, навороченная и с ней сто шестьдесят патронов натовского калибра. Винтовка с подствольником, но выстрелов к нему нет.

– Нас опять перевооружать будут?
– спросила Сажи.

– Не желательно, - ответил я, - Отряд должен быть однообразно вооружен, чтобы мы быстрее реагировали на ситуацию, не заморачиваясь подсчетом патронов и калибров. Но, как запас - вполне неплохо. На крайний случай - та же валюта. Другое дело если у нас патроны закончатся, а взять будет негде.

Сажи понятливо кивнула, соглашаясь. Свой АК-47 она продавать отказалась категорически. Так и возит.

– Продолжай, Ингеборге, - подал я голос в образовавшейся паузе.

– Взяты пистолеты. Американский "Кольт" и к нему пятьсот двадцать восемь патронов.

Тут я подумал, что у меня в загашнике есть ещё двести таких же, и на душе стало тепло - можно будет и на тренировку отсыпать.

Инга продолжала талдычить.

– Финский пистолет "Лахти" и русский ГэШа - восемнадцать. К ним тысяча девяносто восемь патронов девять на девятнадцать. Немецкий "вальтер" ПэПэКа-эРФэВэ. С ним двадцать четыре патрона калибра девять миллиметров "курц". Немецкий же "маузер", модель семьсот двенадцать. К нему сто семьдесят патронов. Советский пистолет Байкал - четыреста сорок один. К нему двадцать четыре патрона калибра шесть и тридцать пять миллиметра. Советский пистолет ТэТэ с восемью патронами. По пистолетам всё. Теперь - ножи. Кинжал-бебут кавказский один, финка одна, три ножа типа "кабар", один метательный нож и швейцарский армейский нож - складничок, которым вчера мы трофейный фарш резали и банки вскрывали. Еще взяли две хорошие разгрузки. Три фонаря на батарейках и один фонарь - мощный, на аккумуляторе.

Инга взяла паузу на глоток кофе.

– Теперь по медицине. Индивидуальных перевязочных пакетов - одиннадцать. Резиновых жгутов - два. Промедола - двенадцать доз. Не дай Бог воспользоваться. И ещё автомобильная аптечка, но, кажись, просроченная. И главное - десять пачек качественных староземельных презервативов. Фирменных. Так что, девчата, кому припрёт - обращайтесь.

Пока девчата смеялись, я быстренько сосчитал запасы необъявленного курева. Три блока "Конкисты" было и еще один початый у меня было. Теперь ещё добавилось 11 пачек "Nat Sherman Classic Mint", 9 пачек "Мальборо" и одна початая, 5 пачеек "Кэмэла" и одна еще початая. И коробочка сигарил "Macanudo", уже мною вскрытая. В общем, до русских земель курева мне хватит с запасом. Хотя в Евросоюзе я бы не отказался основательно завариться на будущее "Конкистой". Понравились они мне. И дешевые они тут. Повезло мне крупно, что девчата оказались некурящими, как одна, что редкость вообще-то в их кругах.

– Всё, - закончила Ингеборге, - У отряда, кроме дежурных по рации и наблюдателей личное время. Подшиться, постираться, там, привести свои вещи в порядок. Бульку перевязать нормально.

Вычистив трофейный пулемет, уселся в тени под деревом типа акации, но растущей ветками, как веник-голик, поставленный на ручку, закурил неторопливо, со вкусом.

Пулемёт меня откровенно достал. Как его разбирать я не знал, и узнать мне было неоткуда. Интуитивно понял, как вставлять-вынимать из него ленту, и то хорошо. Пришлось чистить ствол, так, как есть, в собранном виде, что оказалось ещё тем геморроем. Заодно почистил и запасной ствол. На всякий пожарный.

Теперь можно и оттянуться. Совсем было решил, после перекура, покопаться основательно в трофейных бумажках, как подошла Бисянка, со снайперской винтовкой в руках, и спросила.

– Я тут присяду рядом?

– Не вижу препятствий, Танечка. Место не куплено, - мне было немного не до неё, но отказывать красивой девушке видимой причины не было.

Сев рядом, Таня прислонилась к моему плечу спиной, положив винтовку на колени, и сидела так, вполоборота от меня, задумчиво грызя травинку, и что-то рассматривая вдали. Потом сказала серьёзным тоном.

– Извини меня, Жора, за то, что я плохо о тебе думала.

– Это когда же?

– Да всегда.

Она помолчала и добавила.

– Думала, что ты очередной столичный кобель. Из зазнаистых холуёв новых русских.

– За что прощать? Я действительно столичный кобель. Разве что, только, внеочередной. И действительно работал на новых русских, потому, как сам, хоть и высокооплачиваемая, но, всё же, наёмная рабочая сила.

– А разве ты не буржуй? Ты же богатый был!

– Нет, Таня, ты не права. Буржуй не определяется богатством. Буржуй - это тот, кто извлекает прибыль из принадлежащей ему собственности. И тут, что олигарх, что бабушка с двумя квартирами, одну из которых она сдает внаем - оба буржуи. По определению. А наемный рабочий, это тот, кто просто продает свою рабочую силу - руки или знания, без разницы, и получает за это деньги в зависимости от квалификации. Где-то так, если объяснять на пальцах.

– Но вы ведёте себя, как буржуи.