– Ориентируйся на красную точку, - подсказал Билл.

– Это я уже и сам понял, - отмахнулся я. Словами конечно. Руки были карабином заняты.

Совместив красную точку с центром мишени, задержал вдох и выстрелил.

– Ты смотри, - воскликнул Доннерман, глядя в большую подзорную трубу, - Мастерство не пропьёшь! Однако, семёрка. Один совет: смотри обоими глазами сразу.

Я снова прицелился и выстрелил, но, по привычке, снова прикрыв левый глаз.

– Уже лучше - восемь.

Я плюнул на выпендреж, и занял позицию лёжа.

Сотворил из своего тела упорный "станок", как учили, поставил карабин на упор, который тут был из чем-то набитого кожаного мешка. Снова прицелился, на этот раз оба глаза держа открытыми. Задержал дыхание, выбрал слабину спускового крючка и выстрелил.

– Есть!
– прокомментировал Борис, - Есть девятка.

Я встал, отдал Борису его карабин, и отнял ствол у Билла. Без новомодных электронных штучек.

Лег на мат и снова спросил.

– Свободная мишень?

– Третья слева, - ответил сержант.

Краем глаза посмотрел на столпившихся в сторонке девчонок, которые даже шуметь перестали и во все глаза пялились на меня.

Прицелился, нажал на спуск.

Сухой щелчок бойка. Выстрела не было.

Я оглянулся.

Билли с виноватой мордой, нагнувшись, протягивал мне снаряженный магазин.

– Извини, парень, не успел тебе сказать, что тот я полностью расстрелял.

Я поменял магазин.

Передёрнул затвор.

Успокоил дыхание.

И не торопясь сделал подряд три выстрела.

– Девять. Десять. Граница девятки и десятки, - комментировал Борис, не отрываясь от зрительной трубы.

Я встал с манна, наверное с очень довольной рожей.

Девчонки завизжали, и азартно аплодировали, подпрыгивая на месте.

Я им показал два пальца в международном приветствии "виктория".

Билли развёл руками, типа, сдаюсь.

Борис, покачал головой.

– Знатно. Вот если бы у меня в Патруле все бойцы так стреляли. Небось, регулярно тренируешься?

– Нет, - скромно ответил я, и честно добавил, - Пятнадцать лет оружия в руки не брал. Просто у меня глазомер хороший с детства. Художественная школа при Третьяковке как-никак.

Я посмотрел на веселящихся девчат. А они ведь за меня болели, лапочки, как на соревнованиях. Приятно, черт побери.

– Кто хуже всех отстрелялся?
– спросил Доннермана.

– Лупу, - моментально ответил он.

– Катя, двигай ко мне, - крикнул я, и рукой помахал, как водичку подгрёбывая, - И кто-нибудь... Её мишень притащите сюда.

Подошла Лупу и виновато спросила, опустив глаза.

– Ругать будешь за плохую стрельбу?

– Что ты, девочка моя, - сказал, как можно ласковее, даже приобнял и поцеловал в щёку, - Первый раз почти все плохо стреляют. Не бери в голову, - обнадежил я её, - Просто ты сейчас будешь стрелять вот из этой винтовки, - я показал на карабин, который держал в руках Борис, - С новым прицелом. А Борис тебе объяснит, как им пользоваться.

Повернулся к сержанту.

– Давай, Боря. Три мишени по три выстрела на сто метров. Одиночными.

Лупу легла на мат. С двух сторон её обсели на корточках Билл и Борис, объясняя, как надо стрелять теперь.

Со стороны стайки девчат послышался приглушенный голос.

– Лежа. Ноги на ширине плеч. Одним патроном - заряжай!
– и смех, естественно.

Но Лупу - молодец, на провокацию не повелась.

Поменяли мишени.

Мне принесли листок, помеченный "Лупу". Он был девственен. Разве что с одного края его, как бы зубом надкусили.

Я только головой покачал. Как всё запущено.

Отдали команду: "На рубеж".

Но стреляла только Катя. Остальных я загнал за свою спину, чтобы не мешали.

Она сделала, немного торопливо, первую серию выстрелов.

Доннерман от подзорной трубы прокомментировал.

– Пять, четыре, два, - совсем неплохо. Можешь же, когда хочешь!