— Нужды нету, а продаешь! Чудак, будет тебе арапа-то строить. Жевать-то, чай, что-нибудь надо!.. Знаем мы!.. Другому поди расскажи, как ты женился, а мы знаем… Ну, хошь двадцать, а? Не глядя, а? Сичас задатку дам, угощу.

Иван задумался и потом, проведя рукой по лицу, как-то еяло и неохотно сказал:

— Баба там… как она… посоветоваться.

— Что ж тебе баба?.. Баба — баба и есть… ты хозяин, твое добро.

— Так-то так, — согласился Иван и вдруг почувствовал, что его точно озарило. В пьяную голову неожиданно вошла мысль, от которой он сразу повеселел.

«Чего я… — подумал он. — Возьму задаток… наплевать… а опосля скажу: «Пьяный, мол, был, ничего не помню». Пущай судится… и на суде скажут: «Не видал, мол ты, с кем дело имел. С пьяным дело не делают!»

— Дешево, — сказал он, — прибавь.

— Ладно, полтинник накину… Двадцать, значит, с полтиной, а? Так, что ли?..

— Угощенье твое.

— Да уж это самой собой. Стало быть, по рукам?

— Да уж что с тобой делать?.. Бык-то хорош… жалко!..

— Да и цена-то хороша. Много ль тебе задатку-то?.. На целковый… будет? Послезавтра приеду — все получишь.

Иван промолчал. Барышник достал из кошелька рублевку и, подавая ее Ивану, сказал, обернувшись к своему соседу, косматому мужику:

— Дядя Руф, гляди, вот даю целковый задатку за быка… коли что — будь свидетель.

— Ладно… вижу, — осипшим голосом и как-то точно с трудом вымолвил дядя Руф, — вижу… небось, дело видимое.

— Так-то оно так, — сказал барышник, — а все-таки для всякого случая… для верности, тоись… Ну, вы посидите чуток, — поднявшись с места, добавил он, — а я пойду насчет того-с… Дакась чайник-то… вроде как за кипятком.

— Ты тому чорту-то не говори, — кивнул Иван по направлению, где сидел Чалый, — ну его к чортовой матери!

— Чего нам говорить? Это дело до него не касаемое.

— Ему везде касаемое… ко всякой дыре затычка.

Барышник взял со стола чайник и пошел к стойке, где сидел Чалый. Подойдя, он наклонился к нему и стал что-то говорить. Чалый слушал и раза два исподлобья боком посмотрел туда, где остался с косматым мужиком Иван.

«Обо мне говорит, — подумал Иван и про себя засмеялся. — Небось, рапортует — быка, мол, продал… хы… дери вас чорт. Ладно… продал кто-нибудь за меня… получай… ты вина-то неси, а там увидим…»

Барышник принес в чайнике водки и на закуску селедку, разрезанную на куски и положенную вместо тарелки на толстую синюю «сахарную» бумагу.

— Вот, — сказал он, положив ее на стол, — закусить взял… штука важная… пятилтынный…

— Врешь? — усомнился дядя Руф. — Что больно дорого?..

— Сичас издохнуть, не вру! Поди спроси.

— Да мне что?.. Я так… Наливай-ка дерьма-то, — добавил он, кивнув на чайник. — Много ль?

— Бутылку.

— Ну, на троих в самый раз… достаточно… так точно будет… накладай… Небось, трое-то стронем, и кнута не надыть… эх, хе, хе! И, сукины мы, погляжу я, ребята, дети… ей-богу… Дома вон у меня, можно сказать, не похвалюсь, вша одна да клоп, а я водочку. Н-да! А все отчего? Все с нужды, с неприятностей… Нету ничего — и пью, а будь всего достаточно — не стал бы… Сидел бы дома… любота! А то… эх, хе, хе!..

— Верно, — согласился Иван, — за коим бы чортом я сюды пошел… с тоски идешь… Думаешь, как-никак время провесь… смерть ведь так-то, как мы-то дома-то…

— Да уж что толковать, надо бы хуже, да нельзя. Накладай! — опять сказал он барышнику.

Барышник налил чашку.

— Таскай, — сказал он Ивану, — кушай…

Иван выпил и не стал закусывать, а сейчас же торопливо свернул курить и начал жадно и часто глотать дым. Барышник налил Руфу и потом себе.

— Повторить, что ли? — спросил он, выпив.

— На-а-ливай, — сказал Иван, — чего тут чикаться-то!

Барышник налил по другой. Иван опять не стал закусывать и вскоре сделался пьян.

Все — вся обстановка, все люди, бывшие в трактире, шум, вонь — все приняло в его глазах другое положение. Мысли одна за другой, беспорядочные, дикие, бешено закружились в голове, как какие-нибудь листья или снежинки в бурю. Глаза посоловели, а белки совсем залились кровью и стали страшны.

Злоба и к себе и ко всем опять охватила его всего, и он начал кричать, ругаться, приставать к барышнику.

— Ты думаешь, я тебе быка продал, а? — начал он. — Как же, продал!.. А этого не хошь?.. Накося, выкуси… кровопийца! Обманул человека… дискать, пьян… Эка ты!.. Накося, вот чего, не хошь ли, — подставил он к его лицу кулак, — а не быка!.. На дурака напал, думаешь… расплелся, мол… Я тебе, чорту, голову оторву!.. Рочагом убью, приди только на двор!..

— Полно, Иван Григорич, будет тебе, — уговаривал его барышник, — ладно… будь по-твоему… нехорошо… чего кричишь — сам не знаешь… Вон хозяин глядит… нехорошо!