– Если каждый будет думать только о себе, мы станем окончательными эгоистами и нас, те же самые новые жители вашего района, додавят по одному. Почему вы не можете увидеть очевидного? Да вы, такое ощущение, даже и не живёте... вы мёртвые.

Не давая родителям понять, что это было оскорбление, я быстро спрашиваю у матери:

– Мама, когда в твоей жизни последний раз происходило что-то значимое?

Мать не понимает:

– Уже давно. И я очень этим довольна. Многие ругают власть, а я считаю, что они делают всё правильно. Нам нужен покой и стабильность, и я рада, что в моей жизни всё хорошо.

Это бесполезно. Они не понимают. Не понимают причины той болезни, от которой они когда-нибудь и умрут. Вирус безразличия - вот самая главная человеческая болезнь. Он разит, не различая возраста и гендера. К тому же, Россия - это страна обиженных, не желающих понимать, что причина плохой жизни заключается исключительно в них самих. Обиженное безразличие страшная смесь. Когда мы уходим, в интимной темноте коридора я говорю Алисе:

– Прости их. Они овощи. Молодость за нами: нам решать, как жить.

Она спокойно гладит меня по лицу:

– Главное что ты пошёл не в них. Главное, что ты мой.

Поцелуй соединяет нас лучше всяких убеждений.

Наш поредевший состав шакальей стайкой слонялся по улицам. Ни одного слова не пролегало между мной и Алисой, что поддерживал сумрачный Слава, и только раскрасневшийся Шут, сыпал искрами шуток. Для всех, а на самом деле скрываясь от Гоши, мы с Алисой находились по разную сторону баррикад, и только наша любовь соединяла враждебные стороны. Теперь Шуту, оказавшемуся вне интернета, было решительно не над кем смеяться, и он переключал внимание на окружающих:

– Мне одному кажется, что русаки так уродливы? Ну, кроме баб.

– Чем тебе не угодили бабы?
– спрашивает Алиса.

– Бабы-то, как раз угодили. Потому что в них есть хоть немножко нормальной крови.

– Это почему?

– Ну, когда-то русские мужики проёбывали войны, то с французами, то с монголами, то с германцами, то с хачами, освободители здорово облагораживали генофонд нации. Вот погляди на того воена.

Справа от нас шёл мужик, одновременно куривший и сосавший пиво из бутылки. Он был ничем не знаменит, только был наглядным примером деградации нации. Такие тысячами бродят по улицам.

Я вставляю:

– А потом их на хер выпинывали из страны.

Шут соглашается:

– Да, с пеной на устах отстаивали своё рабство, к сожалению.

Но Алиса не хочет униматься:

– Горшок, ты всерьёз думаешь, что монгольская или кавказская кровь может облагородить что-то, кроме навозной кучи?

Гоше только это и надо. Он обожает провокации и когда подрастёт, обязательно замутит несколько революций цвета радуги. Это настоящий Шигорат, воплотившийся в человеке, который всегда ищет тот предмет для поклонения, который вызывает самую большую антипатию у людей. Я не удивлен, что он считает себя национал-социалистом, привлекая к себе всеобщее внимание. Это политический эксгибиоционизм.

– Алисонька, - щебечет парень, - да прямо сейчас совершается презанимательнейший эмпирический опыт. Смотри вперёд.

А впереди был Дагестан. Ну, то есть не эта солнечная страна, где овца считается священным животным, а борьба обязательный школьный предмет, но нечто поодушевленней. Впереди шла блестящая куртка, с выведенным на бампере светящимися буквами названием той области Великой Ослоёбии, откуда пожаловал гость. Обладатель куртки шёл, растопырив руки, и толкал прохожих, идущих на встречу, хотя большинство из них старалось задолго отойти в сторону.

– Почему русские шлюхи обожают кавказцев? Да всё просто. Главная причина вызывающего поведения - это желание доминировать. Это основной человеческий инстинкт, присущий всем мужским особям. Плодиться и доминировать. Какой самый простой механизм доминирования? Конечно, это прилюдно щемить тех, кто слабее тебя. То есть сейчас перед тобой, Алиса, идёт самый доминантный мужчина в сообществе улицы. А что русские, которых здесь чуть ли не сто процентов? Почему они ничего не ответят? Где их чувство доминантности? Его нет. Вот и выходит, что кавказцы намного сильнее и лучше опустившейся русни.

Глаза у Лиса хищно блестят. Это не безумный блеск, не восторг маньяка, а холодный расчёт кондора. Самая опасная ненависть эта та, которую ты можешь контролировать.

– Тогда скажи мне, Гошенька, почему я не теку при одном только виде этой возбуждающей надписи "Дагестан" и заломленных борцовских ушек?

Шут картинно чешет затылок и говорит:

– Европейская наука ещё не на все смогла ответить, но когда-нибудь, обещаю, я расскажу тебе.

Слава тихонько говорит, глядя на то, как от выставленного локтя кавказца согнулся пополам какой-то студент, напоминающий штангенциркуль.