А вот как раз его, конкретного перечня требований и предложений, у нас не было. Да его и ни у кого нет. Поэтому, не имея единой работоспособной национальной идеи, КПД любого человека, совершающего во имя неё подвиг, практически равен нулю. Но я всеми порами своей кожи чувствовал, что в моём Отечестве происходит формирование новой жизнеспособной национальной идеи, которая возьмёт в себя опыт и национального социализма, и русского вечевого демократического устройства, сильного государства, но и социально защищённого гражданина, позитивной свободы личности и протектората расового сознания. И мои действия, которые показывали огромную фигу морде режима, послужат одним из кирпичиков того фундамента, на котором снова возродится моя нация и моя раса.

Возможно, я умру. Возможно, вы назовёте мои слова утопией, но я отвечу вам словами русского философа Бердяева: "Самое страшное в утопиях то, что они имеют обыкновение сбываться".

Прошло время умирать, наступило время жить.

И сражаться!

По закону жанра мы должны были убить президента или, если дела пойдут неважно, хотя бы кабинет министров. Угнали бы вертолёт и сбросили бы зажигательные бомбы на Кремль. Но нам везло бесконечно долго, как обычно бывает в фильмах. Настолько долго, что Слава поверил в то, что его хранят Боги и в то, что он орудие революции, которое разрушит сгнивший мультикультурный порядок. Блогеры усиленно надрачивают самолюбие лидера, говоря о том, что, несмотря на методы КПД, хотят последователь за организацией и показать жуликам и ворам, почем нынче продают свинец. Особенно всех возбудила недавняя акция с повешенным депутатом. Правда, ещё больше мнений, что мы занимаемся не нужным в современном мире варварством, даём режиму повод закрутить гайки. Стране нужна не революция, а эволюция. Возможно, они просто не понимают, что олигархический спрут, щупальцами присосавшийся к русской земле никогда не отдаст без боя завоёванную власть и миллиарды. Они же не глупцы, в конце-то концов. Поэтому сражение с ним неизбежно, и подменять эту основополагающую идею, которая только и сможет принести нам свободу, необходимостью смены фасадной вывески и облагораживанием декораций, может очень недалекий человек. Все националистические лидеры выступили против КПД, заявив, что мы порочим идею русского национализма, хотя в наших посланиях мы про него не сказали ни слова. Да мы и не вспоминали про этих бесполезных советских старцев, кричавших про евреев на их же картавом наречии. Современный легальный русский национализм не имеет даже зубов, которые ему можно было бы выбить.

Тем не менее, начало положено.

От Калининграда до Южно-Сахалинска страна испещрена неонаскальной живописью: граффити поддерживают нас, заботятся о моём здоровье, пророчат победу. Интернет объявлен на осадном положении. Про нас говорят даже на международном уровне, заведя старую шарманку про то, что терроризм не имеет национальности, что это зло мирового масштаба, и победить его можно только всеобщими усилиями. Поэтому КПД обвиняют некоторые радикальные анархисты, считающие, что мы агенты нового витка глобализации. Люди даже организовывают митинги, хотя лето - это не сезон бархатных революций. Да и обыватели выйдут на улицу только тогда, когда в их квартирах не будет еды и тепла. Поэтому задача каждого террориста - это врываться к обывателям, опустошать их столы и открывать настежь форточки.

Главный аргумент власти: "Не раскачивайте вагон-ресторан, в нём обедаем мы". Мы не были в силах это сделать, но хотели показать пример борьбы с беззаконием, отчего эволюционисты с пеной у рта откусывали от наших манифестов цитаты, и бесконечно правильно уничтожали их. Они говорили, что в стране уже началась мирная демократическая череда преобразований, которая может прерываться из-за наших идиотских выходок. Но мы хотели качественного и коренного изменения не просто общества, а самих себя.

Я с Алисой чувствую, что лимит доверия, выделенный небом, почти исчерпан. Чтобы стать героями нам осталось совершить последнее деяние, после чего мы войдём в историю, заткнув за пояс эсеров. Наша любовь по ночам возгорается особенно жарко, словно в костёр плескали бензином, а утром мы снова индевели, превращаясь в механические аппараты властвовавших нами идей. Что властвовало мною? Желание собрать всех до единого хмырей в одну кучу и наступить на них тяжёлым ботинком.

Как манна небесная сваливается блоговая новость про товарища Бурундукова, который любит молодых девушек и большие откаты. Всё-таки полно людей, которые нас поддерживают. Даже создана группа "ВКонтакте", в которой состоят десятки тысяч человек. Они помогают нам граффити и сердечками. Что же, когда мы промозглым злым вечером следили за трассой, по которой ездил Бурундоков, эти виртуальные сердечки грели меня также, как ветка сакуры, запощенная в офисный бложик в память о недавним землетрясении в Японии. Перезалитые записи рассказали правду о чиновнике. Всё-таки век цифровых технологий предоставляет совершенно новый террористический инструментарий, который был недоступен прошлым поколениям. От того нас, кстати, часто и высмеивали. Но то, что было рассказано о Бурундукове, оказалось правдой. Он ездил на дорогой чёрной машине, сделанной из народных денег, по трассе, которая вела в закрытый кооператив, около озера. Один раз из лесополосы рядом с местом, где курили проститутки, мы видели, как остановился его драндулет.

Решение, до которого я остался безразличен, назрело как-то само собой.

Алису переодели в проститутку. Если для такого перевоплощения среднестатистической девушки необходимо каких-то десять минут, то над Лисом пришлось колдовать пару часов. Но даже после полного смена гардероба, взбив длинные волосы и изуродовав лицо косметикой, в ней продолжала жить энергия той же кшатрийской касты.

– Я бы побоялся тебя трахнуть, - глухо проговорил Молчун, - ты так держишься, как будто ненавидишь меня.

– А может, я совершенно искренна, - парирует Алиса, - а что будем делать, если остановиться другая машина? А если он будет не один? Если машина охраны? Я что подставная утка для изнасилования?

Слава и Молчун не понимают причину опасений девушки, зато я, носитель комплексов женщины, знаю, что в ней живы воспоминания о том, как её почти изнасиловали. Я слишком отчётливо помнил, как она застыла тогда перед двумя гопниками. Но отговорить Ника от такого плана не представляется возможным, он уверен в себе как своевольный Локки.

– Есть идеи получше?

Идей не было, как и желания жить. В день акции, приготовив новые отпечатанные манифесты, мы спрятались на трассе. В указанный анонимом промежуток времени Алиса начала ходить вдоль обочины. И, что удивительно, через пять минут около неё остановился чёрный автомобиль, по виду въезжий в высшие круги общества. Машина останавливается и сыто приоткрывается плотная дверца. Алиса кокетливо подходит к чёрному проему и, согнувшись так, что у меня разогнулся член, скрывается внутри.