По лицу Славы катятся слёзы. Я впервые вижу, чтобы он плакал.

– Прости меня. Я не смог. Я рассказал. Понимаешь - мы для них символ. То, чего они очень боялись. Они хотят устроить показательный процесс. Ради этого они пошли даже на взрыв, им разрешили убить пять-десять человек. Главное, чтобы выманить тебя. А я... не смог, я предал тебя.

Над полем оглушительно воют сирены. Фигурки превращаются в здоровых мужиков с автоматами, и кажется, что кто-то невидимый играет со мной в войнушку. Через мгновение они повалят меня на горячую землю и поставят прикладом печать на затылке. Потом они размашисто подпишут приговор на деле всей моей жизни.

– Ничего, - говорю я Славе, - в конце концов, мне уже двадцать лет, и я чертовски устал от жизни.

Я обнимаю его, как может обнять только друг. Мы, сцепившись и чувствуя души друг друга, понимаем, что это последнее мгновение, по-настоящему живое мгновение в нашей жизни. Слава плачет у меня на плече, а я ободряюще улыбаюсь и по-приятельски хлопаю его по спине. Это прекрасный момент, ради которого стоило родиться. Трагично шумит разгневанное пшеничное поле и мы, утопая в созревшем золоте, обречённо стоим в нём, ожидая конца.

Люди приближаются. Меня оттаскивают от Славы, бьют по почкам и скручивают. На голове тут же оказывается чёрный мешок. Падая на колени, успеваю понять что, проиграв в битве, я выиграл самую главную войну в своей жизни.

Я наконец-то победил свой страх.