Шрифт:
— Вот уверен, не придет он, — твердил Вигура.
— Как это? Он же дал слово и знает, что ему будет за измену, — не сдавался Чуянов.
— Слово — это еще не дело. У него выбор небольшой — или петля на шею, или обещание. А за жизнь, браток, чего хочешь пообещаешь. Отпустили его да еще напутствовали: «Будь здоров! Возьми автомат и пистолет — пригодятся тебе, оккупанту». Осталось только расцеловаться. Ну тот, ясное дело, и думает: «Ловко я их одурачил!» А сегодня в лучшем случае сидит где-то и на радостях водку хлещет. А может быть и так, что вместе с фашистами притаился в снегу и поджидает нас, дураков.
Спору, наверное, не было бы конца, если бы вдруг перед самым местом встречи по ним не ударили автоматные очереди. Бросившись на землю, партизаны начали отстреливаться и по одному быстро переползать от автострады в рощу. С трудом оторвавшись от преследования, они остановились у деревни Грядки.
— Вот тебе и унтерское слово, — зло упрекал напарник Чуянова. — Нашли кому верить! Честного человека в фашистскую свору на веревке не затянешь. А этот уже больше года с ними якшается… Эх и дали же мы маху… Если бы я знал, что так получится, то совсем иначе поступил бы с ним в Авангарде.
Чуянову не хотелось верить в провал, но он молчал, потирая замерзшие руки. Что он мог сказать в оправдание? Ничего: их обстреляли в сотне метров от места встречи.
— Чего ж ты молчишь? Факт ведь налицо, — не унимался Вигура.
— Но это может быть и случайным совпадением… Вот завтра выясним, — ответил Чуянов.
— Выясняй, выясняй, но только без меня. Я не желаю попадать в лапы гестапо. Сегодня чудом остались целы, а завтра эта авантюра может боком выйти.
— Если боишься, не ходи! Как-нибудь обойдемся без тебя! — вспылил Евгений Михайлович.
Вторую встречу с поляком прикрывал уже взвод разведки нашего отряда. Однако эта мера оказалась излишней. Еще издали на опушке перелеска партизаны увидели Долгова. С появлением Чуянова унтер радостно побежал ему навстречу. Он был один и сказал, что в четверг не пришел, так как был в наряде.
— Вот возьмите, тут все необходимые схемы, — быстро проговорил он, вытаскивая из-под борта шинели небольшую трубку. — А это, — он показал, улыбаясь, на большой сверток, — полтысячи автоматных патронов и две новые батареи для рации.
Порубкой кабеля задали вы немцам хлопот и страха, — рассказывал он. — По всей линии связисты сходили с ума и ругались на чем свет стоит. На место диверсии прилетал даже специальный уполномоченный из ставки Гитлера. Если бы он не был окружен большой свитой, то погиб бы от разрывавшихся мин. Четыре связиста из аварийной команды и трое из свиты представителя были ранены. Хорошо работаете! — заключил Долгов.
Договорились о следующей встрече и разошлись.
— Оказывается, вчера ты был прав, Женя. Унтер-то не только сдержал слово насчет схем, но по собственной инициативе припер патроны и батареи для рации.
Итак, схемы есть. Это была огромная удача.
Все необходимые сведения о кабеле мы передали по радио на Большую землю. Копии схем отослали соседним партизанским отрядам и в штаб Борисовской зоны.
Как только у нас появились схемы, подземный кабель почти каждые сутки выводился из строя. Аварийные команды немецких связистов метались с одного места повреждения к другому. При этом они ломали голову не только над тем, как ликвидировать последствия диверсий, но и над разнообразными «сюрпризами» партизан. Мины, поставленные Кисляковым, были только началом. Новый день приносил оккупантам новые неожиданности: то минировалась яма, то подступы к ней, то концы оборванного кабеля. В общем, при всей осторожности саперы и аварийные команды все время несли потери. Очевидцы потом рассказывали, что к месту диверсии связисты подходили с нескрываемым страхом. Немцы забирались в кювет, прижимались к земле и оттуда, уткнувшись носами в снег, ковыряли землю в яме длинными шестами с крюками на концах. И всегда мина взрывалась в самом неожиданном месте. Гитлеровцы метались вокруг места порубки с проклятиями. Работы по восстановлению кабеля шли медленно. Крестьяне из ближайших деревень, наблюдавшие за возней аварийников, только смеялись. Но через несколько дней им стало не до смеха. Гитлеровцы заставляли мужчин, женщин и детей разгребать снег и вытаптывать землю вблизи мест повреждения кабеля. Если взрыва не было, они приступали к ремонтным работам. На время нам пришлось обходиться без минирования.
Тянулись тяжелые зимние дни. Но ни морозы и бураны, ни бронемашины, круглосуточно патрулировавшие по шоссе, ни вражеские засады не могли остановить партизан. Они упорно выполняли приказ Большой земли — систематически нарушали линию подземной связи гитлеровцев. К концу года фашисты вынуждены были поставить на своем кабеле крест. Подземная линия связи «Ставка — Фронт» была парализована. В то время мы еще полностью не представляли, какое большое и важное дело сделали белорусские партизаны.
В канун 20-летия освобождения Белоруссии от гитлеровских захватчиков Председатель Президиума Верховного Совета Белорусской ССР, Герой Советского Союза В. И. Козлов, бывший в годы войны секретарем Минского подпольного обкома партии и командиром крупного партизанского соединения, писал:
«Получение точного плана подземной линии связи в корне изменило характер операции по разрушению кабеля. Прежде всего копии схем были переданы в бригады «Штурмовая» и «Дяди Коли», через районы действия которых также проходила линия. Не надо было тратить времени на поиски кабеля. Операции на линии приняли массовый характер. Только за октябрь — декабрь 1943 года партизанами Борисовско-Бегомльской зоны связь разрушалась 779 раз. Практически это означало, что в конце года подземная линия связи Берлин — группа гитлеровских армий «Центр» была выведена из строя» [11] .
11
«Известия», 1964, 2 июля, с. 4. Статья В. Козлова «Мы были вместе».